Бесконечный Марс - Стивен Бакстер

– И они отпустили своего сына?

– С каким-то подростком? Конечно, нет. Хотя Нельсон и говорит, что почти сумел их убедить. Нельсон предсказывает, что следующую попытку будет проводить прямо, с более взрослым…

– Если это все так, то что ты собираешься сделать, Лобсанг?

– Если это смутное существо существует, если в нашем мире появляется новый человеческий вид – я хочу с ним встретиться. Пообщаться с ним. Себя я воспринимаю как некого стража человечества, Джошуа. А это новое существо, может быть, уже находится на исходе своего долгого детства. И когда оно вступит во взрослую жизнь, я хочу быть уверенным, что оно не причинит нам вреда.

– И в этом, полагаю, тебе и нужна моя помощь. В поиске этих новых людей.

– Твоя и не только, еще многих других. О… уже пора.

– Что пора?

В этот момент со всех экранов исчезло изображение.

– Выгляни в окно.

Какое-то время земля размеренно шла в гору, но была покрыта трещинами, засыпана пеплом и усеяна огромными булыжниками. Джошуа даже казалось, будто они следовали к лунному кратеру вдоль лучей из разрушенных пород.

Затем земля довольно резко просела, словно они проплыли над утесом. Взглянув вниз, Джошуа увидел ландшафт, напоминавший какую-нибудь унылую палитру художника – разводы красноватых пород вперемешку с лавовыми озерами, неприятного серно-желтого цвета, вяло выпускающие пузыри и исходящие слабым паром. Вид на все это ему преграждало марево от жары, а слух дразнило щелканье переключателя кондиционера в гондоле, который после многих часов борьбы с арктическим холодом стремился подавить внезапно хлынувшее тепло.

И когда он посмотрел вверх, через стылую долину, то увидел что-то вроде утеса, смотрящего на него вдалеке, мерцая в голубом мареве.

– Это кальдера, Джошуа, – сказал Лобсанг. – Кратер. Такой большой, что отсюда даже нельзя понять, что он круглый. До земли внизу полмили, мы сейчас летим над магматической камерой. А до дальней стены кальдеры больше сорока миль. На самом деле нам очень не повезло.

– Не повезло?

– Супервулканы извергаются раз в полмиллиона лет или около того. И одни извержения получаются хуже других – чем больше выходит магмы, тем больший наносится урон. И Йеллоустоунское было худшим за последние два миллиона лет. Геологи могли бы нам все это рассказать, но они и сами такого не предвидели. А последствия сам видишь.

Джошуа не нашел, что ответить.

– Впечатляюще, не правда ли? Такой видок, наверное, самого Бога завораживает. И даже меня. – Его голос странно дрогнул.

Джошуа почувствовал озабоченность.

– Лобсанг? С тобой все нормально?

Лобсанг ответил не сразу.

– Я не прошу этого у тебя так необдуманно, Джошуа, – неопределенно произнес он. – В смысле путешествовать снова. Я стал больше осознавать, как сильно ты рискуешь, когда я прошу тебя перейти на Долгую Землю. Да и как все мы рискуем.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты когда-нибудь думал, что будет, если ты там погибнешь? Я имею в виду, что станет с твоей бессмертной душой? Сможет ли развоплощенная душа переходить между мирами? Если ты окажешься один в мире, где не будет людей и твоей душе негде будет поселиться, то ты, вероятно, вообще не сможешь перевоплотиться как человек.

Джошуа когда-то уже слышал этот вопрос, в основном от косоглазых фанатиков, которые поджидали его в терминалах твенов, чтобы увлечь своими разглагольствованиями. Сейчас он даже немного поразился, услышав, как его задал Лобсанг. Несмотря на все заверения Лобсанга, будто он чинил мотоциклы на Тибете, пока не перевоплотился в суперкомпьютер на гелиевой основе, в своих беседах они никогда не углублялись так в мистическую сторону этого утверждения. Но Джошуа подумал о маленьком буддистском святилище в углу корабля. Похоже, Лобсанг менялся, уходя глубже к собственным корням.

– Насколько я понимаю, ты сейчас изучаешь что-то о реинкарнациях?

– А ты бы не стал? Тем более на этом сильно настаивала Агнес. Буддизм, знаешь ли, это по сути способ работы с умом. Развивая основной умственный потенциал, ты можешь обрести внутреннее спокойствие, сострадание и мудрость. Это доступно всем. Но я – это просто разум, Джошуа. Как я могу не обращаться к подобным идеям, пусть даже не имея культурного происхождения? Что же до реинкарнаций, то их я изучил довольно глубоко. Мне известно свыше четырех тысяч текстов по этой теме, плюс имею собственный опыт.

– Ого.

– Кроме того, я советовался с Падмасамбхавой[20], моим старым другом в прошлой жизни, сейчас настоятелем монастыря в Ладакхе. Это в Индии, совсем рядом с тибетской границей, и там древняя мудрость сохранилась, спасшись от китайской оккупации. Хотя Падмасамбхава сам имеет долю в китайском лесозаготовительном предприятии… И я еще не теряю разум, знаешь ли, – строго заметил Лобсанг.

– Я и не говорил, что теряешь. Просто странно слышать о твоей неуверенности в себе, Лобсанг…

– Наверное, я помню свою смерть.

Это заставило Джошуа застыть на месте.

– Какую смерть? Ты имеешь в виду…

– В Лхасе. Мою последнюю смерть как человека. И реинкарнацию тоже.

Джошуа задумался над его словами.

– Ну и как оно, похоже на перерождения доктора Кто?

– Нет, Джошуа, – ответил Лобсанг, сдерживая раздражение. – На доктора Кто не похоже. Я помню это, Джошуа. Мне так кажется. Причитания женщин на кухне, когда пришел чикаи бардо, мгновение моей смерти. Тибетцы верят, что душа на какое-то время задерживается в мертвом теле. Поэтому сорок девять дней над покойником читают Книгу мертвых, чтобы провести душу через бардо, фазы существования, связывающие жизнь и смерть.

Я помню, как читал мой друг Падмасамбхава. Помню даже саму книгу, я смотрел на нее вне своего тела – страницы, исписанные вручную, деревянные обложки. Я был мертв, читали мне. Все, кто был до меня, умирали. И что мне надлежало познать мою истинную природу, чистый свет неугасающего сознания внутри тяжелого физического тела, и что с этим знанием освобождение последует незамедлительно. Но если через двадцать один день песнопений освобождения не случилось, ты вступаешь в сидпа бардо, то есть в бардо перерождения. И становишься как бы телом без естества. Тогда ты сможешь без устали странствовать по свету, все видеть, все слышать и не знать покоя. Но тебя еще будут преследовать образы из прежней жизни. А теперь задумайся и посмотри на меня, Джошуа: я разбросан по всем мирам Долгой Земли, я все вижу, я все слышу. Что это еще может быть, как не бардо перерождения? Но чтобы отправиться дальше, нужно забыть все, что было в этой жизни. И как мне это сделать? Иногда я боюсь, что застрял в сидпа бардо, Джошуа. Что я застрял между жизнью и перерождением и что я никогда, по сути, не перевоплощался, совсем. – Он посмотрел на Джошуа темными в свете вулканического неба глазами. – Может быть, даже ты – всего лишь проекция моего собственного эго.