Простить и поверить - Вера Эн

Лена качнула головой: она о подобных состязаниях ни разу не слышала. Придвинула к Кириллу тарелку с блинами и продолжила расспросы.

— Давно ты квадрокоптером управляешь?

Кирилл, не дожидаясь, когда она выставит на стол еще две розетки со сгущенным молоком и вишневым вареньем, свернул блин и откусил от него половину. Растекся в улыбке, даже глаза прикрыл от удовольствия, и уже так, с закрытыми глазами, ответил:

— Около года. Мне папка его на прошлый день рождения подарил. Еще до того, как бабуля умерла и ему пришлось с хорошей работы сюда перебраться. Иначе, конечно, я бы не позволил ему такие деньги на игрушку тратить.

Тема денег стала навязчивой, и Лена, так и не откусив свой блин, пошла в наступление.

— А почему твой отец в охрану подался? — в конце концов, не ее обязанностью было содержание Корниловского семейства. Зарплата у Корнилова-старшего была чуть меньше, чем у Корифея «Автовлада» Дуденко, так что повода для претензий Лена не видела. — Это не самая высокооплачиваемая работа.

— Зато я под присмотром, — недовольно буркнул Кирилл, однако, заточив с той же скоростью второй блин, уже со сгущенкой, подобрел. — А вообще у него образования нет — куда бы его взяли? Он после армии сразу на Север подался, чтобы нас с бабулей содержать. А в институт только три года назад поступил, потому что хотел в механики перевестись, а там без диплома нельзя. Вот выучится — и заживем, как прежде! Ну, если, конечно, — сконфуженно добавил он и утянул еще один блин, — его возьмут на хорошую работу с такой трудовой.

— Трудовую можно потерять, — автоматически сообщила Лена, думая о другом. — А зачем механику высшее образование? Это же рабочая специальность.

Кирилл помотал головой.

— Механик бурового оборудования, — пояснил он таким гордым тоном, как будто от этого Лене все должно было стать ясно. Ясно ей не стало, но собственное невежество она демонстрировать не захотела, поэтому просто перевела тему на Кириллову учебу и интересы.

Многого, однако, узнать не удалось, потому что он, быстро оформив еще два блина — Лена не уставала умиляться прожорливости растущего организма — со вздохом отодвинулся от стола.

— Папке бы хоть парочку отнести, он их тоже любит, — с сожалением проговорил он и, не давая Лене даже мысленно возмутиться, что она не нанималась поваром к Корнилову-старшему, добавил: — Да ведь не объяснишь, откуда взял. На магазинные-то они у вас совсем не похожи.

Лена поджала губы, заставляя себя промолчать, и поймала еще один мальчишеский вздох. Потом Кирилл поднялся.

— Спасибо, Елена Владимировна, за угощение: все было очень вкусно, — узнаваемо бабушкиными словами поблагодарил он, однако следом совсем по-отцовски усмехнулся: — Следующий раз моя очередь вас приглашать, и я обязательно придумаю что-нибудь, чтобы обставить вас с вашими блинами.

Лена хлопнула глазами, однако явный веселый вызов в его голосе быстро привел ее в себя.

— Только на этот раз поменяемся местами, — заявила она. — Я веду тебя в кафе, а ты приносишь что-нибудь вкусное из дома. Или слабо? — хитро добавила она, теперь увидев изумление в Кирилловых глазах. Ей очень нравился свой замысел: он избавлял Кирилла от необходимости тратить на нее выигранные деньги, а ей, напротив, давал возможность накормить его чем-то получше фаст-фуда. И она не собиралась отказываться от своего плана из-за мальчишеской гордости.

— Обычно я не клюю на слабо, Елена Владимировна, но вы сами напросились, — усмехнулся в ответ Кирилл — и через три дня, в следующую отцовскую смену, действительно угощал ее блюдом собственного приготовления, если таковым, конечно, можно было назвать сосиски в тесте самых разнообразных форм и видов: от шашлычков на шпажках до забавных цветочков. Изысканностью вкуса они, конечно, не отличались, но фантазию Кирилла Лена не отметить не могла.

Тот просиял.

— Это мы с папкой вчера вечером кулинарили, — сообщил он, и Лена едва не подавилась куском сосиски: вот уж у старшего Корнилова она одалживаться не собиралась! Его благодеяний ей в свое время хватило с лихвой! — Он сначала упирался, — продолжал между тем Кирилл, не обращая внимания на Ленину заминку, — предлагал просто сварить и не тратить время, но вот его-то я как раз на слабо и взял. Устроили соревнования — так весело было!

Лена против воли представила эту чудную картину, когда отец с сыном за столом, все усыпанные мукой, лепят из теста всякую всячину, и хвалятся друг перед другом успехами, и необидно подшучивают друг над другом, и заливисто смеются просто потому, что им хорошо вместе; и сердце у нее сжалось от какой-то светлой зависти. Она никогда не мечтала о детях, даже не думала о них, занимаясь наукой, а теперь вдруг пожалела, что в придуманной картинке ей не было места. А ведь она, вернувшись домой из института и увидев творящееся на кухне безобразие, схватилась бы в притворном ужасе за голову, раздала всем безобразникам шутливые подзатыльники, а они бы в ответ напали на нее, принялись щекотать и обсыпать мукой, а потом, потом…

Так, стоп, Черемных, ты о ком сейчас размечталась? Не о Дмитрии ли незабвенном Корнилове, который предал и выставил на посмешище, а за неделю после твоего возвращения даже извиниться за прошлое не сподобился? Ему двенадцати лет не хватило на то, чтобы осознать всю низость своего поступка и раскаяться в нем, а ты, идиотка, какой-то ерундой грезишь, да еще и позволяешь этому гаденышу проникать в свои мечты! Нет, это просто Кирилл смутил, так похожий на отца, вот Лена случайно и списала картинку с него. Но однажды ей не понадобятся фантазии. Однажды у нее появится настоящая — своя — семья, и все картинки станут явью, и все мечты исполнятся, но в них не будет места Корнилову-старшему.

Никогда!

— Надеюсь, это не помешало тебе выучить уроки? — сама не зная зачем поинтересовалась Лена. Это Корнилов, будь он неладен, с толку сбил. А ведь обещала себе относиться к нему, как к пустому месту — как раньше, почти одиннадцать лет учебы. Но вот получалось это только внешне. А внутренне Лена всей своей сущностью ощущала его присутствие и в дни его смен только и делала, что выдергивала себя из какой-то прострации. Нет, она не думала о нем, не вспоминала прошлое, не залипала, как прежде, в ненависти, но дышала как будто с трудом, и кожа делалась болезненно чувствительной, реагирующей на любое шевеление воздуха, и голова становилась полупустой и невыносимо тяжелой, не позволяя нормально работать.

Кажется, Лена и тут переоценила