Александр Дюма - Анри Труайя

На это господин Удар, рассчитывая поставить-таки наглеца на место, издевательски заметил:

– Что ж, пишите так, как Казимир Делавинь, и мы вместо того, чтобы порицать, станем хвалить вас!

Александр знал, что для всех благонамеренных и «благочитающих» людей Казимир Делавинь был образцом таланта, добродетели и достоинства, и потому в ответ воскликнул с пылом ярого иконоборца:

– Сударь, я совсем не в том возрасте, что господин Казимир Делавинь, ставший придворным поэтом в 1811 году, и я не получил такого образования, как господин Казимир Делавинь, который учился в одном из лучших коллежей Парижа. Нет, мне двадцать два года,[32] а моим образованием я занимаюсь ежедневно, может быть, в ущерб собственному здоровью, поскольку все, что я узнаю, – а узнаю я многое, клянусь вам! – так вот, все, что я узнаю, – я узнаю в те часы, когда другие развлекаются или спят. Стало быть, я не могу сейчас делать то, что делает господин Казимир Делавинь. Но выслушайте в конце концов то, что я сейчас вам скажу, господин Удар, пусть даже то, что я скажу, покажется вам очень странным: если бы я думал, что в будущем стану делать только то, что делает господин Казимир Делавинь, я пошел бы навстречу вашим желаниям и желаниям господина де Броваля и сию же минуту дал бы вам нерушимое обещание, торжественную клятву больше не заниматься сочинительством![33]

Удар не верил своим ушам: неужели этот жалкий бумагомарака Дюма смеет воображать, будто он, если дать ему на это время, превзойдет великого, несравненного Казимира Делавиня? Подобные честолюбивые замыслы граничат с безумием. А ведь если хочешь, чтобы во вверенном тебе отделе царили трудолюбие и порядок, следует держать подальше от себя таких буйных молодчиков. Надо что-то предпринять, причем срочно! Подумав, начальник канцелярии его высочества, возмущенный и испуганный одновременно, решил прежде всего пожаловаться Девиолену на непозволительное поведение его протеже. Дед с розгами не слишком удивился этой последней выходке своего протеже, но, из вежливости притворившись, будто разделяет гнев начальника канцелярии, пообещал ему Александра образумить и приструнить. На деле же ограничился тем, что позвал к себе Мари-Луизу и объяснил ей, что непокорство ее сына в очередной раз едва не стоило ему места.

Вернувшись домой, Александр застал мать в слезах. К огорчению из-за того, что она расстроена и встревожена по его вине, на следующий день прибавилась безмолвная ярость, вызванная тем, что шестьдесят служащих канцелярии, когда он проходил мимо, посмеивались ему вслед так, словно он вернулся с прогулки забрызганным грязью с головы до ног: история о том, как «малыш» Дюма намеревается оставить далеко позади великого Казимира Делавиня, уже облетела всех писарей. Война объявлена – теперь его будут донимать насмешками. Александр принял вызов и продолжал неустанно твердить, что в один прекрасный день о нем будут говорить куда больше, чем о дивном Казимире Делавине!

И вдруг – внезапный просвет, тучи разошлись, выглянуло солнце: Вюльпиан сообщил Александру и Адольфу, что сочиненный ими водевиль принят к постановке театром «Порт-Сен-Мартен». Разумеется, предстояло еще дождаться своей очереди, прежде чем начнутся репетиции. Но профессиональным авторам следует привыкать к долгим периодам ожидания, и они смирились. Впрочем, у Александра вскоре появился другой случай прославить свое имя, да еще как громко! 28 ноября 1825 года скончался его благодетель, генерал Фуа, и похороны прославленного депутата-либерала, проходившие под дождем, превратились в массовые выступления протеста против неограниченной власти Карла Х. В ответ на этот взрыв недовольства сторонники короля пустили гулять оскорбительную для покойного анонимную песенку. Мимоходом в ней был задет и герцог Орлеанский – как потомок «цареубийцы» Филиппа Эгалите. Из чувства благодарности к тому, кто пристроил его на службу в канцелярию герцога, Александр немедленно сочинил «Элегию на смерть генерала Фуа». В двух с лишним сотнях нескладных и патетических стихов он воспевал «благородного героя», чей полет был прерван и перед чьей памятью безутешный народ преклоняется, восклицая:

Дюма хотел издать поэму и рассчитывал, конечно, на официальную дотацию, но никто и не подумал ему ее предложить. Пришлось ему запустить руку в собственный карман и напечатать свой опус за счет автора. Столь напыщенное произведение показалось ему вполне достойным того, чтобы признаться в своем «отцовстве», а потому оно было подписано уже не именем Дави, но именем Александра Дюма, и автор принялся широко распространять его среди знакомых.

Начальники поэта-дебютанта, начиная с Удара и заканчивая Бровалем, сочли, что если метрика оставляет желать лучшего, то по крайней мере автором руководили весьма достойные побуждения. Его королевское высочество также одобрил поступок своего служащего. Один только Лассань кривился, поскольку был крайне щепетилен в вопросах просодии. Но, как бы там ни было, канцелярским насмешникам пришлось прикусить языки. Конечно, Александр и сам понимал, что те, кто расточает ему улыбки, выражают тем самым скорее согласие с его политическими взглядами, чем восхищение его литературным даром, и все же он обрадовался и тому, что «Элегия» удостоилась похвалы Этьена Араго в «Фигаро», и тому, что она, вместе с прочими сочинениями того же толка, была включена в сборник, озаглавленный «Поэтический венок генералу Фуа».

На волне этого успеха у сторонников Дюма перешел от поэзии к прозе и написал, одну за другой, три новеллы, навеянные недавними и потрясшими Францию событиями. Фоном для его историй служили поочередно наполеоновская эпоха, начало Реставрации и Французская революция. Несмотря на то что стиль новелл был неестественным и несамостоятельным, они все же свидетельствовали о том, что автор одарен способностью создавать драматическое напряжение и явно склонен к отображению великих исторических событий прошлого.

Тексты, объединенные под общим названием «Современные рассказы», автор посвятил Мари-Луизе. «Моей матери – дань любви, уважения и признательности» – так звучало это посвящение. В десятый раз перечитывая фразу, сопровождавшую щедрый дар, Мари-Луиза прижимала руки к сердцу, словно стараясь унять его счастливое биение. Никакие признания мужа в любви не волновали ее до такой степени. Она молилась о том, чтобы эта книга – первая книга ее Александра – была встречена восторженно. Но издатели, у которых новеллы вызвали куда меньшее восхищение, чем у любящей матери, поочередно отказывались их печатать. Тем не менее жене владельца типографии Сетье автор показался столь привлекательным внешне, что она уговорила мужа издать сборник «в складчину». Александру достаточно было внести триста франков, составлявших его долю, – его «дитя» сразу же увидит свет и дойдет до читателей. Но где их взять, эти чертовы триста франков? Наилучшим решением было бы, вероятно, снова прибегнуть к помощи «короля клакеров». Воспользовавшись тем, что «Свадьбу и похороны» недавно приняли к постановке в театре «Порт-Сен-Мартен», Дюма попросил у Порше аванс под будущие гонорары. Тот выдал требуемую сумму, и «Современные рассказы» были сданы в печать. Дата выхода в свет – 27 мая 1826 года. Тираж – тысяча экземпляров. Первая статья о книжке – все того же Этьена Араго в «Фигаро». Критик предсказывал читателям, что они испытают поочередно «сладостное, печальное и мучительное волнение». Александр счел, что такие слова для начала звучат совсем неплохо. Но вместе с тем Араго посоветовал автору работать над стилем: в его текстах, дескать, много «неуклюжих оборотов», «затертых выражений», «ошибок» и «погрешностей». Словом, это была, конечно же, похвала, но умеренная. Больше ни один рецензент не высказался, больше о книге не было сказано ни единого слова – ни плохого, ни хорошего. «Современные рассказы» никого не заинтересовали.