Завтрашняя запись - Стив Миллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Призванный к исполнению долга, он отрывисто отдал приказы. Отряд выстроился вокруг нее, открыто демонстрируя свое оружие, и вывел ее из Синего Дома к ожидающей машине.
Толстяк пришел багровый и запыхавшийся, как всегда, и распахнул дверь так, словно она вела в обиталище одного только человека, а не служила обиталищем и тому, что человеком не было.
Свидетель Телио вздохнул, пытаясь про себя понять, что Карателю Шлорбы могло понадобиться от толстяка. Понятно, что не почитание: Свидетельская Память говорила ему, что Карателю жажда почитания никогда не была свойственна. Однако тех, кто избирался в прошлом, характеризовала некая… смелость, решительность в достижении своей цели. И пусть цель каждый раз была различной, как различны между собой отдельные песчинки, Свидетель Телио в глубине своей души был убежден в том, что Карателю Шлорбы смелость… импонировала.
Толстяк не был смелым. Он приходил в Центр Карателя словно по принуждению, принося с собой запахи спиртного, женщин и цветов, клал свою ладонь на рукоять и бормотал свое имя так, словно кости его вот-вот откажутся работать и от толстяка не останется вообще ничего, кроме пятна студня на полу.
Выполняя обязанности Свидетеля, он изучил общество и культуру толстяка и самого толстяка — настолько, насколько это было в его возможностях, — чтобы Память получила глубину и полноту. Втайне его крайне раздражало, что Эпоха, обладавшая таким потенциалом — ибо поистине, Каратель удалился от Биндальчи и поднялся к звездам, чтобы приобрести кто знает какую новую и грозную магию, — начинает вянуть от скуки в мягких надушенных руках толстяка.
Толстяк отвернулся от Карателя и встал перед Свидетелем, сжимая кулаки и распространяя вокруг себя запах спиртного. Свидетель Телио со вздохом выпрямился, ожидая неизбежного. Поначалу ему была непонятна настойчивость, с которой толстяк задавал эти вопросы, искал уверений, словно он был неопытным мальчишкой, а не взрослым, Испытанным, Именованным и Проверенным. Изыскания дали ему некие ответы. В культуре толстяка не существовало Испытаний и Проверки, и человек мог пройти путь от утробы до погребального костра, нося только молочное имя, полученное при рождении. В этом смысле толстяк оставался неопытным мальчишкой, живущим под молочным гнетом младенческого имени. Свидетель Телио пытался не забывать об этой истине при всех их контактах.
— У вас все хорошо? — осведомился толстяк, собирая морщины у влажных карих глаз.
— Все хорошо, — ответил Свидетель с мягкостью, принятой при разговоре с детьми, напоминая своему сердцу, что этот вопрос задан по доброте и не может считаться смертельным оскорблением, как то бывает между мужчинами.
Толстяк кивнул.
— А… это? — Он указал на Карателя. — Он ни в чем не нуждается? Он… удовлетворен?
— Я — Свидетель Телио, — ответил Свидетель так, как отвечал всегда. — Избранник — ты.
— Да, конечно, — пробормотал толстяк, как он это всегда делал: опуская глаза и бросая быстрые взгляды во все углы комнаты.
Он выпрямился с хрупкой бравадой мальчишки и резко кивнул головой.
— Тогда до следующего раза. Вы знаете, как со мной связаться, если что-нибудь случится.
Это была просто пустая фраза, глупая любезность, как казалось Свидетелю. Потому что каков может быть смысл слов «если что-нибудь случится», когда все, что является Промыслом богов: толстяк, Биндальчи, Каратель Шлорбы и все Свидетели, которых Телио приводили к Карателю, — постоянно находятся в состоянии события? Как может быть так, чтобы чего-нибудь не случилось? Но что поделать: это просто молочные мысли дитяти. И можно ли ожидать иного от того, кто был лишен Испытания и Именования?
Свидетель Телио поклонился, поскольку в прошлом толстяк воспринимал это как знак согласия и после этого уходил.
Однако на этот раз он помедлил.
— Сюда больше никто не заходил? Не задавал никаких вопросов? Не пытался купить Трезубец?
Во влажных глазах был страх. Свидетель поднял руку в жесте Истиносказания.
— Никто.
Толстяк устремил на него долгий и пристальный взгляд, а потом кивнул и пошел к двери.
— Ну, тогда ладно. Но будьте внимательны, ладно? Вам придется плохо, если кто-нибудь украдет его у вас из-под носа.
Пустые звуки, лишенные смысла. Свидетель поклонился, и толстяк выскользнул за дверь, предварительно оглядевшись с такой неуклюжей таинственностью, которая заставила бы любящего отца улыбнуться.
Вздохнув, Свидетель повернулся в сторону комнаты, устремив взгляд к великолепию Карателя, возлежащего в своем Центре. На секунду он замер — и его сердце встрепенулось и запело в груди.
На Карателе Шлорбы, Могущественном Оружии Могущественнейшего Воина, Богоубийце, ничуть не пугаясь магии, которая отгоняла меньшие твари и усеивала их оболочками пол под Центром, сидел паук.
Свидетель Телио медленно попятился в глубину комнаты, не спуская глаз с Карателя и паука, сидевшего на нем так смело. Так смело.
Когда его ноги коснулись рабочего кресла, он сел, готовясь Засвидетельствовать все.
Комната располагалась ниже уровня земли, не имела окон и была просторна. Корбиньи всей душой надеялась, что Номер Пятнадцатый знает, где она находится: в Верхнем городе, в Нижнем городе, около порта или у реки, потому что сама она с определенностью могла сказать только одно: что по-прежнему остается на Хенроне.
Окна машины были непрозрачны, а водитель применил хитрость, чтобы обмануть ее чувство направления, так что они ехали больше часа, на восток и запад, север и юг. Когда они наконец остановились, охранник с нахмуренными бровями дал знак другому члену отряда, который рванулся вперед в переполненном пассажирском салоне и прижал Корбиньи руки к телу. Она скрипнула зубами и не стала сопротивляться такому унижению, хотя чуть было не вскрикнула, когда ей завязали глаза.
Ослепленную, ее потащили вперед за обе руки, заставили неловко подняться на три низкие ступени и быстро провели по длинной полосе ковра. Потом был короткий спуск вниз на лифте, еще один переход — на этот раз по полу, гудевшему под ногами (плитки или камень, решила Корбиньи), и шипение дверного механизма.
После этого охранники ее толкнули — и тело ее подвело: она упала на колени на мягкий ворс и вскрикнула, срывая с глаз повязку.
Сплошные белые стены. Ковер, похожий на снежное поле, уходящий во все стороны. Светло-голубое кресло. Белый лакированный письменный стол. Серебряная лампа для чтения на столике из белого дерева. Серебряный поднос с четырьмя голубыми кружками, расписанными изящными белыми цветочками, и хрустальный графин.
Подушки — голубые, розовые и тускло-белые, — наваленные холмами на снегу.
Корбиньи медленно встала, уловила краем глаза какое-то движение — и стремительно повернулась.