Преступное венчание - Елена Арсеньева

Те самые ватажники, которые только что расправлялись с Первухою, подскочили к цыгану и проворно прикрутили его к конскому дышлу. Потом один швырнул в телегу пылающую головню из костра, другой хлестнул коня, и вспыхнувшая телега с вопящим Вайдою скрылась на лесной дороге.

Заслышав возмущенный ропот разбойников, лишившихся части добычи, которая осталась в телеге, Вольной вдруг вздернул голову, будто хищная птица, и надменно выпрямился, обводя толпу побелевшими от бешенства глазами.

– Н-но? – издал он злобный клекот. От этого звука у Лизы так и ухнуло в пустоту сердце, обморочно подогнулись колени; чтобы не упасть, вцепилась в руку Вольного. Он обхватил ее стан, поддерживая, но не отвел жгучего взгляда от замершей толпы. – Н-но?.. Кто еще насмелился поспорить? С каждым будет то же!

Он не возвысил голоса, говорил раздельно, четко. При виде этих немигающих, высветлившихся глаз, этих заострившихся, словно бы окаменелых, черт людей охватил ужас. И Лиза не мыслями, а как бы всем сердцем поняла, что перед нею стоит один из тех людей, по первому зову которых могли вспыхивать ссоры, смуты, даже войны; человек, возможно, и сам не сознающий своего дара, но рожденный безраздельно повелевать!

И она послушно пошла за Вольным, когда тот вдруг резко повернулся, не выпуская ее руки, и стремительно направился к лесу.

* * *

Едва деревья скрыли от них берег, как Вольной отпустил Лизу и стал напротив; теперь светлые глаза его глядели ясно, улыбчиво и не нагло, а восхищенно.

– Храбрая ты девка! – улыбнулся он. – Нашего сукна епанча! С первого мига ты мне по сердцу пришлась, как тебя тогда в лесу увидел. Помнишь, медведь-то, а? Ну, на березе? А как он шлепнулся? Лесина его по лбу – хлоп, помнишь? А на кладбище? Испугалась, а?

Батюшки, да неужто и там дурачил их с Леонтием все тот же Вольной?! А они-то натерпелись ужасов! Со страху забежали в болото.

Лихой загонщик этот парень! Сам в беду завел, сам вывел!

Лиза и не хотела, а засмеялась, уже не злясь, а дивуясь его лихости, Вольной подхватил, и так они хохотали, глядя друг на друга, пока он не оборвал смех:

– Ладно. Недосуг теперь. Одно скажи: замуж за меня пойдешь?

Вдруг все смерклось в глазах Лизы, земля поплыла под ногами, и откуда-то издалека донесся торопливый, задыхающийся шепот: «Венчается раба Божия Елизавета рабу Божьему Алексею…»

Лиза провела рукою по глазам и непослушными губами произнесла:

– Я уже… замужем.

Лицо Вольного помрачнело.

– Когда ж успела? – спросил хмуро. – И кто твой муж? Этот, что ли? Тощий?

– Нет, не он, – ответила Лиза. – Другой. Он далеко. – И вдруг впервые кольнула мысль: «А если… если Алексей утонул тогда?»

Она задохнулась бы от слез, комом подкативших к горлу, если бы Вольной не заговорил:

– Что ж ты от мужа сбежала да по лесам с чужим дядей шалаешься?

Что ему сказать? Да разве расскажешь все? Но почему, почему хочется именно ему объяснить? И почему кажется, что он один может понять все и про Алексея, и про Леонтия Петровича, и про сумятицу в сердце, и про тайные, смутные желания телесные?

Взглянула на Вольного – и отшатнулась. Что-то изменилось в нем. Глаза светились нестерпимым зеленым светом; и дрожь пробежала по Лизиной спине. Невольно обхватила себя за плечи, не столько унимая озноб, сколько пытаясь прикрыться, потому, что всем телом ощутила взгляд Вольного как прикосновение.

– Видела, что я с Первухою сделал? – зловеще проговорил он.

Лиза только и смогла, что кивнула.

– И с другими то же будет. И с попутником твоим. Поняла?

Лиза опять кивнула. Вольной говорил без угрозы, но она уже знала: так и сделает.

– Жалко тебе их?

Лиза представила, как извивается худое тело Леонтия под ударами огненных веников…

– Жалко.

Вольной схватил ее за плечи, потянул к себе.

– Хочешь, отпущу их всех, не трону? И груз Первухе верну, хочешь?

– Хочу, – пробормотала она, чувствуя только жар его пальцев.

– Ну, так приголубь меня, красавица… милая… – Голос его вдруг охрип. – Приголубь, приласкай – все сделаю, что велишь! Хочешь?

Лиза только вздохнула, не понимая, чего Вольной от нее добивается.

– Хочешь? – Его шепот оглушал.

– Хочу, хочу… – прошелестела в ответ, сама себя не слыша, и Вольной прижал ее к себе с такою силою, что она охнула.

Медленно провел губами по ее горлу, и дрожь проняла Лизу, голова пошла кругом, ноги подогнулись, она обвисла в руках Вольного. Они оба повалились в траву, и Лиза услышала, как под ее спиной захрустели, ломаясь, былки, а потом Вольной навалился на нее всей тяжестью, впиваясь губами в ее рот, и она не могла даже вздохнуть, чувствуя только боль от его губ, от его рук, ломающих ее тело, от его колен. Боль, боль, затмившая трепетную слабость.

Она крикнула было, но крик умер меж их сомкнувшихся губ, она рванулась, но Вольной лишь прижал ее к земле крепче, крепче уж некуда, расплющил, раздавил ее своим телом, содрогаясь сам и заставляя дрожать ее от боли, от изумления, от жара, который пронизывал ее тело и бушевал, выжигал нутро.

И вдруг холодно ей сделалось, и Лиза осознала, что она простерта на сырой земле, а Вольной стоит рядом на коленях, трясущимися руками оправлял на себе одежду, и на лице его Лиза прочла не то радость, не то удивление, не то страх.

– Что ж ты врала? Зачем врала… глупая? – Голос его дрогнул, и Лизины глаза заплыли слезами, потому что от нежности, прозвучавшей в его словах, ей стало еще больнее, чем от того, что пришлось испытать по его вине.

– Ох, ты… Зачем, ну зачем? Я бы первым не тронул тебя, ни за что! – прошептал Вольной, как будто в забытьи. Но тут же встрепенулся. – Я никому не скажу. Ей-богу! И ты молчи.

Вскочил, подхватил Лизу под мышки, поднял, поставил.

– Иди сюда. Тут мочажина, гляди.

Он подтолкнул ее за гигантский выворотень, и Лиза оказалась возле крохотного озерка-лужицы с тонюсеньким ручейком, сочащимся из нее.

«Зачем мне?» – хотела спросить она, растерянно оглянувшись, но Вольного уже не было рядом. А потом, опустив глаза на испачканные кровью ноги, она все до конца поняла и медленно поникла на колени, тупо уставившись в черное зеркало воды и видя там бледное пятно своего лица.

Зачерпнула ладонью воды, глотнула. Заломило зубы.

«С одним венчана, да с другим полежала!» – так, кажется, говорится, да? А что, Алексей… он сделал бы с нею то же? Слился бы с нею телом своим, ворвался плотью в ее плоть, оставив после себя боль, и стыд, и тайное желание еще раз испытать это?

И она принялась трясущимися руками зачерпывать воду и плескать себе на ноги.