Мотылек - Поппи Адамс

Мама опять взглянула на отца.

– Это Вивьен подбила тебя затеять этот разговор? – со вздохом спросила она.

Виви предупредила меня, что мама наверняка произнесет эти слова.

– Нет.

– Что ж, ей всего лишь пятнадцать лет, и она никуда не поедет, – твердо сказала Мод.

Я подняла глаза на то место в стене, за которым сидела Виви, и представила себе, как рассыпаются в прах все ее надежды.

– Она останется здесь и…

Папа резко, с громким стуком задвинул ящик стола, и мама осеклась на полуслове.

– Прошу прощения, что перебиваю вас, – извинился он, вставая. – Вирджиния, спасибо, что рассказала нам обо всем этом. А теперь выйди, пожалуйста, из кабинета: мы с мамой обсудим твои слова.

Разумеется, я ему не поверила. Мне показалось, что мои слова не вызвали у него ни малейшего интереса. Мне хотелось остаться – Виви обиделась бы, если бы я не попыталась настаивать. Она сказала бы, что я старалась недостаточно. Надо было выдвинуть еще какой-нибудь аргумент, хоть что-нибудь, лишь бы заставить родителей пересмотреть свое решение, но Клайв оборвал меня, однозначно заявив, что больше не хочет обсуждать эту тему.

«Наверное, ему нужно точить карандаши», – пришла мне в голову недобрая мысль.

Я направилась в комнату Виви и стала с нетерпением ждать ее возвращения и рассказа, о чем говорили родители. Стена над ее кроватью была заклеена плакатами, открытками и записками от ее подруг. Плакаты, которые Виви вырезала из журналов, представляли собой пестрый набор изображений животных и киноактеров. Меня заинтересовала забавная картинка с ослом в соломенной шляпе с отверстиями для ушей, которая соседствовала с фотографией соблазнительной Авы Гарднер, держащей в пальцах сигарету.

Вернувшись, Виви сообщила мне, что слышала весь разговор родителей. По ее словам, Клайв сказал Мод, что Виви надо отпустить в Лондон, – хотя мне сложно даже представить себе, как он произносит это. Между ними разгорелось что-то вроде ссоры, но в итоге папа ударил кулаком по столу, заявив, что он уже принял решение и оно окончательное. Я удивилась еще больше: все это было совсем не похоже на того Клайва, которого я знала, – на того, что с безучастным видом сидел за столом и теребил карандаши. У меня даже появилась мысль, что Виви все выдумала.

Виви прислонила голову к стене рядом с выразительным портретом Джеймса Дина из фильма «Бунтарь без причины». Она никогда не видела фильмов с Дином, поэтому меня озадачило то, что она, как и многие ее подруги, столько плакала, когда месяц назад актер погиб в автокатастрофе.

– А мама что сказала? – спросила я.

– Она говорила, что не хочет разлучать нас с тобой, но Клайв ответил: «Не говори глупостей, рано или поздно жизнь все равно разлучила бы их».

Виви вновь посмотрела на Джеймса Дина в полурасстегнутом пиджаке, который с вызывающим, непокорным видом приподнял бровь, – как будто понять ее мог только этот плакат.

Стены моей комнаты были желтого цвета, и на них не висело ни одной фотографии. Я помню, что после отъезда Виви в Лондон несколько недель спустя стены ее комнаты стали для меня символом того, как сильно я по ней скучаю.

Я стою на лестничной площадке, опираясь рукой на перила, до отказа запрокинув голову и глядя на чердак. Я слежу за ее шагами, которые доносятся сверху. Сейчас она медленно перемещается по одному из музейных помещений, время от времени останавливаясь. Что-то царапает пол. Через сорок пять секунд я слышу шаркающие звуки ее шагов в верхней библиотеке, затем наступает тишина. Раздается глухой удар упавшей на пол книги. Она заходит в хранилище, которое расположено не совсем надо мной, а над примыкающим коридором, попасть в который я не могу: двери, ведущие в него, заперты. До меня доносится какой-то слабый, едва слышный шорох. Похоже, она идет в сторону лаборатории. Я слышу тихий стук, затем наступает тишина.

Внезапно прямо у меня над головой раздаются ее целеустремленные шаги – она идет к спиральной лестнице. Держась за перила, я торопливо спускаюсь по главной лестнице и по пути даже пару раз расплескиваю на ступеньки молоко: Вивьен перемещается слишком быстро для меня. Она уже на лестничной площадке. Я захожу в кабинет, закрываю за собой дверь и быстро опускаюсь на мягкое, обтянутое кожей сиденье рядом с каминной решеткой. В руке я по-прежнему сжимаю стакан с молоком.

Вивьен открывает дверь и входит в кабинет. Мое сердце все еще бешено колотится. Меня удивляет ее неплохая физическая форма, ведь она лишь на три года младше меня. Она преодолела два этажа почти так же быстро, как я – один.

– О, привет, – говорит она. – Ты была права, отсюда действительно все вынесли. – Она садится на скамью под окном. – Они даже забрали из зала камин вместе с мраморными плитами.

– Правда? Странно.

На этот раз мое удивление вполне искреннее. Я опускаю стакан с молоком, который уже успела поднести к губам, – словно эта новость заставила меня передумать. Зачем Бобби понадобились эти плиты? Он ведь не смог бы их продать: они были изготовлены специально для этого дома.

– Камин, плиты… – с гримасой отвращения говорит Вивьен. – Ты только представь себе!

Я пытаюсь это сделать.

– Ну и как зал теперь выглядит? – спрашиваю я. – Что было под плитами?

– Там просто огромная дыра. Должно быть, плиты были очень толстыми. Это место похоже… знаешь, Джинни, оно похоже на могилу, вот, – хмуро говорит Вивьен. – Интересно, ты что-нибудь сохранила из маминых вещей? Мне бы хотелось иметь хоть что-то в память о ней.

– Наверное, ничего не осталось, – отвечаю я.

– Ты уверена? Хоть какой-нибудь пузырек от духов?

Я молча рассматриваю стакан. Сбегая по лестнице, я расплескала молоко себе на руку, и, чтобы оно не капало на меня, я отвожу руку в сторону.

– Ну, может, какая-нибудь блузка, которую ты используешь как тряпку? – продолжает Виви.

– Здесь полно папиных вещей – все его оборудование, лабораторные дневники и журналы…

– Мне не нужны вещи Клайва! – резко обрывает она меня. – И я не желаю, чтобы мне напоминали о нем.

– Вивьен, – потрясенно говорю я, – я знаю, ты считаешь, что он тебя совсем не любил, но это не так, и ваши былые разногласия тут ни при чем.

На лице Вивьен мелькает отвращение.

– Не говори глупости, – твердым, но не суровым тоном возражает она. – Он замотал тебя в шелковый кокон, словно ты была одним из его экземпляров.

– Это ты говоришь глупости. Мы просто работали вместе, вот и все.

Я просто шокирована столь неправильным представлением о нашем отце.

– Джинни, для тебя он был готов на что угодно. Если бы надо было, он даже перевернул бы мир вверх ногами, – добавляет Виви.

Я понятия не имею, о чем она говорит. Подумать не могла, что у нас такие разные воспоминания об отце. Я не помню, чтобы он ради меня шел на какие-то особенные уступки, – а также ради кого-то еще, коль уж на то пошло. Он всегда был слишком поглощен своей работой. Пожалуй, Вивьен все придумала. Я всю жизнь считала, что к Клайву просто невозможно плохо относиться. Это был тихий, вялый человек из тех, которых большую часть времени просто не замечаешь. У него даже не было четкого мнения о любых вещах, не имеющих отношения к его работе. Он занимался своим делом и не вмешивался в дела других людей, и я не представляю, как он мог вызывать у кого-то неприязненные чувства. Вероятно, я понимала его лучше, чем Вивьен, ведь мы работали вместе и у нас были общие интересы. Итак, все сводилось к разнице в интересах, и я считала, что Вивьен это осознает.