Жаркой ночью в Москве... - Михаил Липскеров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Короче, батюшка Тихон обвенчал троих молодых (терминологически), умиленно назвав их Святой Троицей, что очень понравилось присутствовавшим на венчании соратникам и соратницам молодых (терминологически), не подозревавшим о существовании еще одной Святой Троицы.
Но вот использовать славный генофонд для пользы нации не получилось. Потому что носитель мужских хромосом оказался недостаточно физически оснащен, несмотря на процедуру, если вы не забыли, подвешивания. Обратились было к опыту Джоди Фостер и Дианы Арбениной, но оказалось, что Сергей Бандерович оснащен не только недостаточно физически, но и химически. В общем получился полный афронт. Или, как говорят на теоретически оппозиционной радиостанции «Эхо Москвы», «полный Альбац».
Так что позвонил я Марике с благими намерениями – оказать пользу нации, отдав совершенно безвозмездно толику мужских хромосом. Именно это я ей и предложил, позвонив по сохранившемуся номеру (не будем говорить после чего) мобильника. Мне и в голову не могло прийти, что в целях сохранения семейных ценностей Сергей Бандерович мобильник прослушивал. Так что вместо словесного петтинга с Марикой из телефона мне в ухо влетела пуля, да не простая, а со смещенным центром тяжести. Попав в мою голову, она изменила направление и, миновав все нужные мозговые центры, вылетела в другое ухо, выбив из него многолетнюю ушную пробку. Как говорят в народе, «не было бы счастья, да несчастье помогло».
Жаркой ночью в Москве.
И тут Герасим, который до этого спокойно лежал и не подавал о себе никаких сведений, вдруг приподнял голову и, печально склонив ее на лапу, проговорил как бы про себя, а на самом деле явно обращаясь ко мне:
– Вот ведь какие странности происходят на белом свете.
– А ты что, – сунулся я, – какой-нибудь другой свет видел?
– Нет, Михаил Федорович, не видел. Поэтому и задал вопрос о белом свете, а не о каком-либо другом… Вот гляжу я на вас с Джимом и думаю: каким образом судьба связала московского литератора с иноземной птицей? Откуда пошли есть на Руси канарейки?
Откуда есть пошли на Руси канарейки
– Далеко ли, близко, давно или только что, – затянул Герасим, – а стоял на славной реке Дон городишко Мудегорск. И жила в нем семья купца Онисима по прозвищу Скудоумный. А прозван он был так насельниками Мудегорска из-за врожденного у всех мудегорчан чувства юмора. Потому что на самом деле ума он был великого, столь великого, что даже наезжие купцы из Ростова не могли его нагреть. И всяк раз, приезжая к Онисиму в Мудегорск по шерсть, возвращались стрижеными. Поэтому-то мудегорцы и прозвали Онисима Скудоумным, следуя непостижимым законам русского юмора.
Так вот, было у Онисима Скудоумного три сына. И по исстари заведенному на Руси обычаю, скраденному у англичан, старший сын наследовал торговое дело отца. Средний стал попом. А младший, по имени Суеслав, сын Онисимов, – моряком, точнее – речником (по причине отсутствия в Мудегорске моря) на славной реке Дон. То есть разбойником. Грабил отдельные струги купцов ростовских мимоезжих, не брезговал и караванами купецкими ростовскими. Злато-серебро делил со товарищи, пускал на меды вареные, вина заморские да на девиц юных и податливых. А товар награбленный в отцов торговый промысел пускал. Онисим его задешево старшому своему продавал, тот уже по настоящей цене ростовским купцам торговал, а младший сынок тот товар обратно с вольного Дона батюшке возвращал. Средний же брательник ихние дела перед Господом замаливал. За злато-серебро, которое от медов вареных, вин заморских да девиц юных и податливых оставалось.
Но тут как-то задул ветер со степей задонских, завыл с силой нечеловеческой и погнал струг Суеслава, сына Онисимова вниз по Дону-батюшке, выгнал в море Черное, а оттеда, мимо земель турецких басурманских, в воды греческие, итальянские, на просторы моря Средиземного, к острову Гибралтар, что в проливе стоял одноименном. И захватил Суеслав со товарищи в бухте галеон «Кровавая Мэри», намыливавшийся в земли индийские на предмет открытия Америки. И поплыли они в неоткрытую Америку, дабы пограбить что и кто под руку русскую горячую попадется, но заплутали в чистом море и приплыли на остров Мадагаскар. Берег был пуст, и русская разбойничья ватага сошла на него с целью запастись провизией и пресной водой, чтобы приплыть хоть куда-нибудь. Чтобы хоть кого ни то грабануть. А то стыд-позор пред всем честным народом (который пусть и не тут, но все же где-то да существовал), что русский разбойничий галеон за два года (а именно столько понадобилось, чтобы, плывя в Индию для открытия Америки, оказаться на острове Мадагаскар) никого не грабанул. Урон национальному достоинству!
И тут, – прервал рассказ Герасим, – мне бы хотелось напомнить песню барда Юрия Визбора:
Чутко горы спят,
Южный Крест залез на небо,
спустились вниз в долины облака,
осторожней, друг,
ведь никто из нас здесь не был,
в таинственной стране Мадагаскар.
Но наши герои этой песни не знали, потому что родились задолго до Визбора. Поэтому, наевшись пальмовых орехов и опьянев с отвычки (шесть кокосовых орехов по системе грамм-градус соответствуют двум ковшам медов вареных), пали на бреге острова Мадагаскар. Забыв по незнанию слова песни Юрия Визбора «Осторожней, друг, тяжелы и метки стрелы у жителей страны Мадагаскар». И проснулся лишь один Суеслав, сын Онисимов, приглянувшийся дочери мадагаскарского вождя, прекрасной Покахите. Соратников Суеслава, сына Онисимова, к его пробуждению уже съели. А Покахитка усмотрела в Суеславе силу могучую, силу богатырскую. И хошь не хошь, пришлось играть свадьбу. Нажарили свинины, напекли бататов, нарвали бананов, нагнали винища пальмового, разучили свадебный бой барабанный.
Три дня гуляли, три дня пили, три дня наслаждались боем барабанным, а на четвертый Суеслав, сын Онисимов, сбежал от молодой жены, прекрасной Покахиты, от ласк ее немереных на одинокой пироге в океан. Долго ли, коротко ли плыл по нему и доплыл-таки до Индии – цели изначального путешествия своего от острова Гибралтар посреди одноименного пролива, куда его занесло ветрами буйными с Тихого Дона. Там он и остался жить, занялся йогой, основал философию дауншифтинга. Возможно, живет и по сю пору.
И Герасим устало замолчал. Мы с Джимом тоже молчали. Потом Джим робко поднял правую лапку.
– Можно? – спросил он.
– Говори, – согласился я. Кто я такой, чтобы запрещать канарейке говорить. Не для того в стране гласность завели, чтобы канарейкам клювы затыкать.
– Так я что хотел спросить, уважаемый Герасим: я-то откуда появился?
– А-а-а-а, – вернулся из дауншифтинга Герасим, – ты… Видишь ли, милый, пока Суеслав, сын Онисимов, плыл в Индию, он сложил песню. Первозданный текст ее не сохранился, но содержание было приблизительно такое:
«Красавице Анфисе не нравилось, что я разбойник. Она говорила, что у разбойников непостоянная заработная плата. А тринадцатой вообще не дождешься. Она говорила, что разбойники не могут прокормить семью. Она говорила, что разбойники никогда не сидят дома. А для того чтобы поплакать на его могиле, нужно нырять на дно Индийского океана. Анфиса ушла от меня, а я купил себе канарейку и назвал ее Анфисой. И вместо горьких слов она поет мне красивые песни. Так что, если вы работаете разбойником, купите себе канарейку и назовите ее именем своей красотки».