Псы, стерегущие мир - Алексей Игнатушин

Горожане таращили глаза на Стрыя. Женщины останавливались, жадно смотрели ему вслед, а затем, сблизив головы, что-то обсуждали со звонким смехом. Мужчины косились ревниво, невзначай напрягали мускулы, выпячивали грудь, но статному воеводе явно проигрывали. Женатые поспешно сворачивали с супружницами в переулки, одиночки бессильно скрежетали зубами. Лишь когда статный, похожий на башню, воевода пропал из виду, все облегченно вздохнули.

Стрый скалился, кому-то приветственно махал мускулистой дланью. Витязи с отроками ехали следом, чувствуя себя тенями.

Воевода свернул на шумную улицу: из домов доносился металлический лязг, над крышами вился дым, из дверей вырывались полуголые люди, чумазые, тела от пота блестят.

Чуть погодя появились лавки с оружием, здесь обитали люди постепеннее: ходили от прилавка к прилавку, продавцы втискивали в руки отточенную сталь. Горожане цокали, как сердитые белки, шли дальше.

Стрый ткнул пальцем в потрепанную вывеску:

– Здесь кольчугу починишь, мастер хороший, берет недорого.

Буслай пригляделся, кивнул, воевода продолжил:

– Сейчас устроитесь в корчме, а я к Вышатичу.

Лют буркнул недовольно:

– Зачем тащились, если ты будешь говорить с князем наедине?

– Для числа понадобитесь, когда Вышатич передаст ответную грамоту. Яромир вас послал, чтоб старика охраняли, в обиду не дали.

Стрый захохотал довольно, запрокидывая голову, подставляя солнечным лучам красный зев, обрамленный белоснежным частоколом. Глянул на кислые лица гридней и захохотал еще пуще.

Витязи переглянулись, одновременно вздохнули и покачали головами.

Отряд миновал оружейную улицу. Воевода завернул во двор корчмы, высокой, аж в два яруса, и нехотя буркнул:

– Располагайтесь. Комнат снимите на всякий случай три, я, может, у князя засиживаться не стану. Не шалите, – добавил он и снова захохотал так, что из окон высунулись любопытные морды постояльцев, а лица гридней пошли морщинами, как у замшелых дедов.

Гором звонко стукнул копытом, и воевода покинул постоялый двор. Гридни глянули вслед и спрыгнули наземь. Их ноздри жадно растопырились, ловя запахи съестного. Не глядя, гридни отдали поводья отрокам и шагнули в дверной проем, огороженный заляпанной занавесью.

Нежелан неуклюже спешился, свалив потник в пыль. Отроки хохотнули и потащили коней. Животные раздули ноздри и потянули головы к поилке, полной прозрачной и холодной воды, не понимая, почему нельзя жадно припасть к питью, вместо нарезания бессмысленных кругов по двору.

– Нежелан, – сказал Савка, – пригляди за мешками, чтоб не сперли, а кобылу сюда давай.

Местный мальчишка-конюх глянул обиженно – на кой ему пыльные мешки – и фыркнул оскорбленно, не отличишь от лошади…

Гул в корчме на миг утих, десятки любопытных глаз обшарили двух мужчин, затем тишина наполнилась речью, чавканьем, звоном посуды.

Лют оглядел посетителей: городских хватает, но еще больше звероватого вида дядей, с поясными ножами в локоть, кое у кого мечи пристроены на лавке под рукой, чтоб случь чего удобнее было рубануть.

Посетители отвечали свирепыми взглядами. Корчма пропиталась крепким мужским потом. Воздух был густой от запахов снеди – идешь, будто через воду, – и витал в нем неуловимый запах удали, озорства, безудержного лихачества. Понятно, почему Стрый частенько отправлялся в земли Вышатича по всяким надобностям.

Корчмарь, грузный мужчина, с мясистым лицом и грязными метелками усов, протер руки о фартук и уставился на посетителей выжидательно.

Буслай, отвергая старшинство, заговорил первым:

– Поесть бы, попить бы.

– Заплатить бы, – сказал хозяин в тон.

Лют поморщился, а Буслай недовольно хрюкнул, отстраненный соратником от греха подальше.

– Заплатить чем найдется, – сказал Лют, и на его ладони блеснули серебряные кругляши. – Любезный, уважь доброй едой и дай на постой три комнаты.

Монеты переместились в потную ладонь. Корчмарь ссыпал их со звоном в карман передника и кивнул на свободный стол:

– Щ-щас все будет.

Потертая лавка, отполированная сотнями безвестных задов, прогнулась под гриднями – сели рядом, лицом к двери. Лют отцепил от пояса ножны, чтобы не мешали, и пристроил их поудобнее, под десницу. Буслай положил топор поперек колен, локти уткнулись в столешницу с обколотыми краями и испещренную зарубками.

Лют глянул мельком на едоков, цепко ухватил количество мечей, топориков и прочего оружия и покачал головой. В княжестве Вышатича нравы оказались буйные, город был полон оружных, мечи носили не только дружинные, а… не поймешь кто: обнищавший купец или того хуже – наемник. В Кременчуге свободное ношение оружия дозволялось дружинным, остальные довольствовались ножами в ладонь, в городе больше не надо. А тут…

На Люта уставился детина с разбойничьей рожей: пропеченное солнцем лицо обрамляла нечесаная борода, полная сора и залитая пивом, на виске пузырился шрам. Одет он в выделанную шкуру без рукавов. Его жилистые руки лежали бревнами на столе, в правой – нож с куском мяса на острие. Взгляд его был пристальный, тяжелый, будто детина повстречал человека, снасильничавшего его сестру.

Лют встретил взгляд спокойно. Верзила цокнул, выковырял пальцем из желтых зубов кусок мяса. Затем отвел взгляд от гридня, с ленцой разглядывая ошметок.

Буслай заметил погляделки, шумно засопел:

– Чего ему надо?

Лют отмахнулся:

– Драки, чего еще? Давно в корчме не был?

– Наши не такие.

– Да, у нас скучно, – согласился Лют.

Вместо юной розовощекой подавальщицы, которую гридни привыкли видеть в Кременчуге, у стола возникла угрюмая бабища в неопрятной одежде. Буслай скривился и глянул с надеждой: может, если отмыть, она будет и ничего? Но колючая поросль на женском подбородке надежду убила.

По столешнице небрежно прошлась грязная тряпка, доски заблестели жирно, в носах гридней засвербело от резкого запаха. Бухнув обгрызенный поднос на стол, баба перетащила парующие плошки. Похлебка перехлестнула через края, и Лют еле успел спасти штаны от жирного пятна.

Буслай наклонился над чашкой и принюхался подозрительно.

– А хлеб?

– Щ-щас будет.

Подавальщица двинулась через зал ко входу в кухню, собирая грязную посуду со встречных столов на поднос. За угрюмой бабищей осталась цепочка объедков, жирных капель. Буслай проводил необъятную корму брезгливым взглядом и пожаловался Люту:

– Что они, других слов не знают? Куда нас Стрый привел? Какой-то гадюшник.

Лют ответил с кислой миной:

– Ты в дороге хохмил – он здесь решил пошутить.

Гридни лениво похлебали жирное варево и одновременно отложили ложки. Плошки прошуршали дном, отъезжая на середину стола.