Мужской роман - Ирина Потанина

— Кому ты нужен?! — возмутился подобному мелкому шантажу Игорь, — А брать у тебя всё равно нечего…

— Жень, ты не волнуйся, — Вера почти поверила в беспокойство Евгения, — Мы, уходя, комнату снова на замок защелкнули.

— Да?! — Жэка всё таки слегка переигрывал и его паника выглядела фальшивой, — Ну ладно, поверю… Но, если что, буду ночами являться в кровавых кошмарах…

— Договорились. Пока, — тоном, не терпящим возражений, заявил Игорь.

Несколько минут Вера с Игорем молча смотрели в глаза друг другу. Игорь вдруг ощутил себя неловко. Впервые он не знал, как вести себя с женщиной. Всё это не имело ничего общего с желанием покорить или обладать. Хотелось обнять, спрятать, укрыть, спасти… И, в тоже время, прижаться, уткнуться, спрятаться. Еще хотелось что-то создавать. Отчего-то казалось, что вот она — та женщина, с которой можно строить свой мир… О существовании Марийки Игорь почему-то совершенно не задумывался.

— Ты действительно пойдешь меня провожать?

— Есть варианты?

Вера нахмурилась.

— Если хочешь, можешь посадить меня на такси…

— Гхм, — Игорь замялся.

— За мой счёт, — добавила Вера, расценив смятение Игоря по-своему.

— Господи, я совсем о другом… Если не возражаешь, пройдемся пешком. Это далеко?

— Далеко.

— Тем лучше. Люблю пешие прогулки…

— А я?

Игорь растерялся. То, что Вера может хотеть побыстрее попасть домой, он как-то не учитывал.

— А ты? — запоздало спросил он.

— Тоже люблю, — рассмеялась Вера, — Я всегда должна буду подсказывать тебе вопросы, которые надо задавать?

— Всегда, — слово было совершенно непривычным, Игорь несколько раз повторил его, дабы распробовать, — Главное, будь всегда… А уж с обязанностями для тебя мы разберемся…

— Буду, — просто ответила Вера.

Ночь всегда была для Игоря чем-то вроде лекарства. От бытовых неурядиц, от неудачных литературных попыток, от духоты железобетонной квартиры Игорь прятался в сказочных очертаниях спящего города. Бродил по стыдливо петляющим улочкам и благородно стелящимся под ноги проспектам. Засматривался на редкие освещенные окна, удивлялся, что кто-то тоже не спит, пытался разгадать, чем живут и о чем мечтают по ту сторону стекла. Наблюдал, скептически сощурившись, как таксисты крадутся, охотясь на клиентов, а иномарки шарят фарами, высматривая девочек. Сейчас, когда Верина рука свидетельством единомыслия спокойно лежала в его ладони, прогулка наполнялась новым, совершенно особым смыслом. В мыслях всплывали неизвестно откуда взявшиеся строки:

Ночь растопила заветные струны,

Радостно что-то трепещет в груди.

Боже, спасибо, что мы еще юны,

Боже, как сладко, что всё впереди.

Хотелось кричать городу о преданности, о готовности не верить в отчаянье и, честно служа многоликости Муз, сделать этот мир хотя бы чуточку лучше. Вера шла рядом, высоко подняв подбородок. С удовольствием подставляя тёплому ветру лицо, она улыбалась чему-то неведомому. Звезды отражались в умытом поливальными машинами асфальте и её глазах.

— Ничего, что я молчу? — Игорь запоздало сообразил, что ничем не развлекает спутницу.

— Смотря о чём, — Вера стала вдруг совсем взрослой, — Есть такие вещи, о которых действительно лучше молчать… Чтобы не спугнуть их.

Игорь понял, о чём она. Захлебнулся на миг охватившим всю душу порывом, но сдержался. Только сильнее сжал Верину ладонь.

— Игорь, — тихо позвала Вера, — Знаешь, а я ведь читала ту твою статью. Ну, ту, что о музыкантах, что были на нашей вечеринке.

— Ну?

— Мне понравилось, как ты пишешь. Почему ты всё-таки ушел из журнала?

— Я же говорил, цензура замучила. Мне свобода дороже — как творческая, так и физическая, — Игорь совсем не хотел портить разговор жалобами, а врать и придумывать не хотелось.

— Это правда, что журналисты у вас… точнее, у нас, не могут писать то, что думают? — требовательно спросила девушка.

Игорь тяжело вздохнул. Ну что тут можно объяснить?

— Понимаешь, Вера, не знаю, как у вас… а у нас большинство журналистов в принципе не могут писать. Потому что не умеют. Впрочем, как и думать.

— Ты повздорил с коллегами? — не отставала Вера.

— Упаси боже, — Игорь улыбнулся, — Все они чудесные люди. Просто понял, что писать плохо больше не хочу, а писать хорошо сейчас не умею. А быть журналистом — значит писать вне зависимости от того, можешь ли ты сейчас делать это хорошо. Для меня это слишком высокая степень несвободы.

— Я почему спрашиваю, — быстро проговорила Вера, и Игорь почувствовал, что Вера немного смущена тем, что собирается говорить, — В общем, у нашей семьи, ты же понимаешь, обширные связи… Причем, на очень высоком уровне. Если позволишь, я могу поговорить. Попрошу, чтобы тебя не мучили цензурой. С учредителями, конечно, такой разговор заводить неэтично. Это вызовет подозрения, — Вера даже покраснела от этих слов, — А вот с замом вашего главного редактора я вообще-то в полуприятельских отношениях. Он у нас постоянно пасется, все рекламодателей себе нажить пытается.

Игорь едва поборол в себе желание по-волчьи завыть. Уж в ком, в ком, а в Вере он такого не подозревал. Хотя, что еще можно было ожидать от жены Вадима Сан? При таком статусе не стать интриганткой и ценительницей блата просто невозможно.

— Я поговорю? — еще раз переспросила Вера.

— Не нужно, — Игорь постарался говорить спокойно, — Зачем? Я и сам с ним знаком. И разговаривать тоже, вроде, умею… И с учредителями тоже. Ты не переживай. Я в своем журнале тоже всех знаю.

Несколько секунд молчали. Потом Вера вдруг улыбнулась и заявила шокирующее:

— Слушай, как я рада, что ты обиделся.

Игорь чувствовал, что она говорит искренне. Незамедлительно накатила неловкость за едкость последних слов.

— Не то, чтобы обиделся, — Игорь решил оправдаться, — Просто очень глупо думать, что дело в каком-то блате. Во-первых, я действительно не могу сейчас ничего стоящего написать, а во-вторых, я, честно говоря, целиком поддерживаю соображения нашей цензуры. То, что я, возможно, хотел бы написать, журналу печатать категорически противопоказано. Это просто не будут читать. Здесь цензура действительно права. Большинство наших журналистов на том же положении: понимают, что интересное им не интересно читателю. Только они все равно пишут, подстраиваясь. В результате превращаются в бездумных ремесленников. А я больше не могу. Интересно писать о том, что тебе уже давно скучно — высший пилотаж профессионализма. Я не дотягиваю. Кстати, ты не думай, я сейчас говорил только о своих. В других редакциях, вероятно, все по-другому. Возможно, там авторам работать интересно.

— Почему ты не пойдешь туда?