Ветер подскажет имя - Юлия Климова

– Твоя рука – лишь половина руки, – повторила цыганка и с раздражением добавила: – Не приставай ко мне больше с этим. А одежду твою я сожгу, ни к чему ей здесь оставаться.

Понимая, что отчим обязательно начнет поиски, Саша кивнула. Оказалось, она ушла довольно далеко от дома, и не прямо, ровно через лес, а взяла левее. Это еще больше отдалило ее от станции.

Геда была уверена, что Яков Петрович не начнет поиски раньше завтрашнего утра. «На смерть требуется время, он даст его тебе», – произнесла она, разрезая ароматную лепешку на четыре части.

Саша уже многое знала о цыганке. Геда рассказала, что довольно давно покинула табор и жила в деревне по ту сторону реки, а потом поселилась здесь. Лет двадцать пять назад ее преследовали странные сны: неведомый голос шептал, что ее долг врачевать тела и души. И пока Геда не выбрала этот путь, ей не было покоя.

– А тогда почему ты ушла из деревни?

– Устала. У меня начали отниматься руки и ноги, начали слепнуть глаза. Я слишком много отдавала и слишком мало брала, но потом небо сжалилось надо мной и отпустило на все четыре стороны.

– А как оно отпустило?

– Другая пришла на мое место, молодая и сильная. Теперь она разламывает хлеб для больных, а я сижу здесь и пугаю странников. – Геда засмеялась почти беззвучным старческим смехом. – Но я никогда не была совсем одна, женщины из деревни приносят мне овощи, мясо, крупу, я сыта, и тут не на что жаловаться. Мои сыновья живут в таборе за Черной горой…

– Где? – не поняла Саша.

– Так цыгане называют холм за тремя полями отсюда. Несколько лет назад из-за жары на нем сгорели и трава, и деревья, вот он и стоит чернее ночи. Янко, мой старший сын, должен приехать завтра, он и отвезет тебя отсюда прочь.

Саша долго не могла заснуть и проворочалась почти полночи. Время, проведенное в дряхлой лачуге Геды, пожалуй, самое хорошее, что случилось с ней за последние годы. Тот, кто привык жить в неторопливом спокойствии, рядом с близкими людьми, накормленный и согретый, ее не поймет.

«Дороги не всегда ведут к хорошим людям, – думала Саша, глядя в потолок. – У меня нет денег даже на билет, а значит, мне нечего делать на станции… И можно ли надеяться на доброту и понимание Марии Николаевны? Петербург, как же ты далеко…»

Саша пыталась подобрать слова для разговора с княгиней. Придется объяснять, что произошло и почему нет и никогда не будет возможности вернуться в дом отчима. Должна ли она признать себя наивной? Конечно, да.

Саша гнала мысли о Павле Андреевиче Воронцове, но они приходили, пробирались в сердце и превращались в острые иглы сосен, мимо которых вчера пришлось бежать, спасая жизнь. Этот человек лишил ее дома только потому, что увидел перед собой маленькую игрушку. И лучше не вспоминать поцелуй, иначе тело охватит болезненная судорога.

Приходилось сдерживаться, чтобы не произнести страшных слов, обещающих Павлу обязательные мучения. Саша торопливо и искренне молилась, боясь совершить грех проклятия: никому нельзя желать зла, даже тому, кто практически стер тебя с лица земли.

Но прошлое не собиралось уходить, мягко ступая по протертому ковру, оно было свежо и еще хранило дурной запах слизких луж, холод снега, лед ручья и отдаленный лай собак.

Утром Геда собрала Сашу в дорогу, недовольство не сходило с лица старой цыганки. Она ворчала, гремела посудой, доставала из сундука то один шерстяной платок, то другой, прислушивалась к дороге и качала головой.

– Если бы ты не была такой тощей и маленькой, я бы дала тебе в два раза больше еды, но мешок моего сына тебе не дотащить. Почему Янко не едет? Лучше бы тебе уже убраться отсюда. Лошадь у него хорошая, сильная, двоих довезет. Доберешься до города, напиши мне пару слов, мол, жива и здорова.

– А как я напишу… То есть как письмо доберется до тебя?

– Знамо как. Почтой цыганской. Встретишь цыгана на улице и отдай. Скажи для Геды, которая живет одна на развилке двух дорог. Письмо и придет.

– И все? – изумилась Саша.

– Да.

– Я тогда еще скажу, что твой дом между двумя имениями. Слева – Семеновское, справа – Михалево.

– Вернее цыганской почты ничего нет, не сомневайся.

Янко приехал ближе к полудню. Он оказался крепким бородатым мужчиной лет сорока пяти. Его красивая гнедая лошадь действительно производила впечатление мощной и выносливой, Саша с трудом могла представить, как взбирается на нее. Геда отвела сына в сторону и долго с ним разговаривала, изредка сверкая глазами в сторону леса. Ветерок трепал ее непокрытые волосы, и создавалось впечатление, что это не пряди, а крылья совы или филина – серые, с редкими коричнево-черными рябыми пятнами.

– Пожалуйста, дай мне что-нибудь на память о тебе. Простую безделицу или платок, – попросила Саша, когда Геда положила дорожный мешок на край стола.

Старая цыганка подошла к сундуку, открыла тяжелую крышку, достала небольшой красный платок и выпрямилась, морщась от боли в пояснице.

– Не хочу, чтобы он пригодился тебе для слез, – сказала она, взяла нож, ловко надрезала край, а затем разорвала на две части. Одну сунула в карман вязаной кофты, а другую протянула Саше. – Сохрани тебя Господь. Янко, пора!

Лошадь стойко приняла двух седоков, и сын Геды благодарно похлопал ее по шее. Еще немного, и позади останется лес с ручьем, яблоневый сад, Яков Петрович Стрыгин, а впереди будет… К сожалению или к счастью, Саша не знала, какая судьба ей уготована.

– И помни, – напоследок сказала Геда, – на людей нельзя смотреть как на медный поднос: тот блестит, а этот нет… Ты тряпку-то возьми и отмой. Отмой землю и ржавчину соскобли, не жалей ноготков. Правда никогда сверху не лежит и даром не достается.

– Хорошо, я обязательно запомню, – пообещала Саша и закусила губу, сдерживая слезы прощания.

К завтраку Катя подготовила в основном нейтральные вопросы, задавать каверзные пока не пришло время. Мысленно она то отдаляла, то приближала встречу с Мелиховым и непрерывно представляла, как заглядывает ему в глаза и находит в них подтверждение своим предположениям.

Какие чувства сейчас испытывает Мелихов? Он дал возможность сделать вдох, выдох и теперь ожидает результата: захочется ли журналистке Екатерине Щербаковой отдать корабль немедленно или ей потребуются дни на раздумья? Хотя не отдать, а продать. Безусловно, Федор предложит хорошую цену, от которой обычно не отказываются.