Хронолиты - Роберт Чарльз Уилсон

– Так что за важное событие? – спросил я. – То, которого мы ждем в Иерусалиме? – То, которого мы ждем в Иерусалиме… или то, что наступит потом.

У нас со Сью не было возможности поговорить наедине, пока мы не оказались над Атлантикой. Она поманила меня в пустой салон экономкласса и произнесла:

– Прости, что ничего не рассказывала тебе, Скотти. И мне очень жаль, что так вышло с твоим отцом. Я думала, мы предлагаем тебе работу, а не…

– Домашний арест, – подсказал я.

– Точно, домашний арест. Да, в каком-то смысле так оно и есть. Но это касается не только тебя. Я в таком же положении. Они хотят, чтобы мы держались все вместе и находились под наблюдением.

Сью подхватила простуду и теперь билась с ней со своей привычной решимостью. Она сидела, сложив руки на коленях, и теребила платок, освещенный лучом света. Явное раскаяние сочеталось у нее с полнейшей невозмутимостью, как у Махатмы Ганди. Впереди стюард «Эль Аль» раздавал яичницу и тосты в пластиковых лотках. Я поинтересовался:

– Почему я, Сью? Вопрос, на который никто не хочет отвечать. Вы могли бы нанять кодера получше меня. Да, я был в Бангкоке, но это ничего не объясняет.

– Не стоит недооценивать свой талант, – ответила она. – Но я понимаю, о чем ты спрашиваешь. Слежка ФБР, агенты в доме твоего отца. Скотти, несколько лет назад я совершила ошибку – пыталась опубликовать статью про феномен, который назвала «тау-турбулентность». Кое-кто из влиятельных людей прочитал ее.

Ответ, который сводился к абстрактной теории, не сулил вообще никакого ответа. Я хмуро ждал, пока она громко сморкалась.

– Я прошу прощения, – Сью вернулась к разговору. – Речь в моей работе шла о причинно-следственной связи в явлениях, скажем так, касающихся темпоральной симметрии и Хронолитов. Это сплошная математика, в основом связанная с некоторыми спорными моментами квантового поведения. Также я рассматривала вопрос, каким образом Хронолиты могут перенастраивать наше привычное понимание причин и следствий в макроскопических процессах. Суть в том, что в локализованном тау-событии – созданном, гипотетически, Хронолитом – следствие естественным образом предшествует причине. Кроме того, оно создает своего рода фрактальное пространство, в котором наиболее значимые связи между событиями не детерминированы, а соотносительны.

– Я не понимаю, что все это значит.

– Подумай о Хронолите, как о локальном событии в пространстве и времени. Есть интерфейс – граница между привычным течением времени и обратной тау-аномалией. Это не просто будущее, которое обращается к настоящему. Есть пульсации, водовороты, течения. Будущее преобразует прошлое, которое, в свою очередь, преобразует будущее. Ты следишь за мыслью?

– Более или менее.

– Итак, ты получаешь некую турбулентность, которая характеризуется не столько причинно-следственными связями или даже парадоксами, сколько некоей накипью соотношений и совпадений. Ты не сможешь найти причину событий в Бангкоке, потому что они еще не существуют, но можешь поискать разгадку в турбулентности, в неожиданных взаимосвязях.

– Каких например?

– Когда я писала статью, то не предлагала примеры. Но нашлись те, кто воспринял мою работу достаточно серьезно, чтобы отработать все последствия. ФБР вернулось и проверило всех людей, которые были опрошены в Чумпхоне; это была минимальная, но самая представительная статистическая выборка, имевшаяся под рукой. Затем они собрали базу данных с именами и биографиями всех, кто когда-либо публично высказывался о Хронолитах, как минимум в самом начале; всех, кого подключали к исследованиям в Чумпхоне, в том числе ребят, которые работали на тягачах и устанавливали туалеты; всех, кого допросили после приземления. Затем начали искать между ними связи.

– И нашли, полагаю?

– Нашли кое-что странное. Самое странное, что в этом списке были ты и я.

– Потому что мы знакомы с Корнелла?

– Отчасти. Но сложи все вместе, Скотти. Вот женщина, которая рассуждает о тау-аномалиях и странных материях задолго до Чумпхона. Которая затем становится весьма авторитетным экспертом по Хронолитам. И вот ее бывший студент, старый друг, который совершенно случайно оказался на пляже в Чумпхоне и был арестован примерно в миле от первого Хронолита спустя несколько часов после его появления.

– Сью, – ответил я, – это ничего не значит. Вы же это понимаете.

– Ты прав, это ничего не значит, если искать причину, но суть не в этом. Суть в том, что это ставит нас особняком. Пытаться выяснить происхождение Хронолита – все равно что распускать свитер до того, как он был связан. Это невозможно. В лучшем случае, найдутся нити нужной длины или похожего цвета, из чего можно предположить, как они могли бы соединяться вместе.

– Так вот зачем ФБР разузнавало все о моем отце?

– Они интересуются абсолютно всем. Потому что мы не знаем, что может иметь значение.

– Параноидальная логика.

– Ну да, именно с этим нам и приходится иметь дело – параноидальная логика. Поэтому мы оба под наблюдением. Нас не подозревают ни в чем криминальном, в общепринятом смысле. Но они беспокоятся о том, кем мы могли бы стать.

– Вдруг мы плохие ребята, вы это имеете в виду?

Она смотрела сквозь иллюминатор в просвет между кучевыми облаками на океан, раскинувшийся внизу, словно отполированное голубое зеркало.

– Запомни, Скотти: кем бы ни был Куан, не он создал эту технологию. Завоеватели и короли, как правило, не интересуются физикой. Они используют то, что могут взять. Куан может оказаться кем угодно и где угодно, но, вероятнее всего, эту технологию он украдет, и кто даст гарантию, что не у нас? А может быть, мы и есть те хорошие ребята, которые решат головоломку. Такое тоже возможно – это другой тип взаимосвязей. Мы не арестованы, иначе сидели бы сейчас в тюрьме. Они наблюдают за нами, но в то же время и защищают.

Я выглянул в проход проверить, не подслушивает ли кто, но Моррис пошел поболтать со стюардессой, а Рэй увлекся книгой.

– Отчасти соглашусь, – произнес я. – Мне довольно хорошо платят, когда многим не платят вовсе, и я увижу то, чего никогда не предполагал увидеть; про то, что я утолю свою одержимость Хронолитами, я добавлять не стал. – Но только отчасти. Не могу обещать…

Хотел сказать, что долго я этого не потерплю. Не смогу стать шестеркой, вроде Рэя Моузли. Точно не сейчас, когда мир покатится к чертям, и мне нужно позаботиться о дочери.

Сью прервала меня с задумчивой улыбкой:

– Не волнуйся, Скотти. Никто больше ничего не обещает. Потому что никто ни в чем не уверен. Уверенность – та роскошь, без которой мы должны научиться жить.

Я этому давным-давно научился. Одно из правил жизни с матерью-шизофреничкой состоит в том, что к странностям можно притерпеться. Это можно научиться переносить. По крайней мере – как я уже сказал Сью – до какого-то предела.