Одиночка - Маргарита Ронжина

– Единицы! – заметила сотрудница слева. – В основном мамочки сами и тянут. Особенно больных детей. Им бы внимание привлечь. Сотни тысяч матерей-одиночек выскажись, может, и сдвинется что-то. А пока не видно и не слышно их, потому что болтать некогда.

– Потому что сил нет на эту борьбу, – согласилась сотрудница справа.

Все разом замолчали. Разве было что сказать?

Женщина подала Саше теплые, только что из принтера, бумаги. Заполненные графы. Оставалось лишь подписать.

– На материнский капитал подали заявление на сайте?

– Еще нет.

Она даже и забыла про эту опцию. Недавно на форуме все прочитала, но сделать не сделала.

– Можно использовать на ипотеку.

– У меня квартира своя.

Женщина одобрительно хмыкнула. Саша почувствовала, что это – привилегия. Такая молодая – и квартира в Москве без ипотек.

Вот, а они умерли, значимые женщины – мама и праба – умерли Не нужна, не нужна ей была квартира такой ценой.

– Материнский сейчас можно потратить на лечение детей, – добавила женщина.

– Спасибо, посмотрю, – сказала Саша.

Она забрала подписанные экземпляры, дождалась, пока сотрудница снимет копии с оригиналов документов. Встала, а у дверей обернулась и сказала:

– Спасибо большое.

– До свидания.

– С Богом, – ответила ей другая сотрудница, взрослая женщина.

* * *

Она была старше. Жила с семилетним лежачим сыном Костиком и любимым годовалым котом. Не то чтобы Костик был нелюбимый, конечно, Саша ничего такого и не думала, но о коте новая знакомая писала даже больше, чем о своем ребенке.

В общем, это можно было понять. Может, она устала от тяжелых разговоров и сама не хотела их инициировать, подробно, впрочем, отвечала на осторожные Сашины вопросы. Может, ей хотелось отвлечься. Может, ей хотелось помогать, наставлять. Ведь есть же такие люди, которые любят помогать. Для них это основная цель. Может, и для нее было так же.

Не-е.

Ее звали Мария. Они познакомились на форуме для родителей особых детей. Мария была очень верующей. Она жила без мужа – тот бросил их, когда Костику исполнилось три месяца, – и без его денег. До этого она выучилась на искусствоведа и хорошо в этом разбиралась. Она сдавала комнату в своей двухкомнатной сталинке на четвертом этаже и семь лет нигде не работала – посвятила жизнь сыну. Ей было чуть больше тридцати. Но по фото можно дать и больше сорока. Возможно, из-за платков и длинных юбок, которые она предпочитала. Или полного отсутствия макияжа, что делало ее бледное лицо совсем бесцветным.

Странная Мария не отталкивала Сашу. В ней, конечно, не наблюдалось бешеной энергетики и Инниного напора, скорее тихая, спокойная жалость к окружающим. К себе. Какая-то тихая, неземная умиротворенность. Опыт. Казалось, новая знакомая по-особенному понимала Сашу и хотела, как сама ей писала: «Отпустить ее грехи, очистить ее душу перед Богом». Это подкупало. И напрягало. Подкупало и напрягало одновременно.

Началось все с нескольких сообщений в теме, но уже через несколько дней они перешли в мессенджер и почти непрерывно переписывались. О прошлой жизни, о детях, быте, маленьких радостях, об искусстве. О коте – Мария, о вине – Саша. Да, она сама так и не поняла, как так получилось. Чужому вроде человеку, и рассказывала обо всем прямо. Мария хорошо умела слушать, была готова прощать, и одно это ломало стену между ними, женщинами, которые недавно познакомились и еще ни разу не видели друг друга.

Саше хотелось рассказывать, делиться, Марии хотелось помогать. Вот и все.

«Ребенок странно себя ведет, кряхтит, плохо ест, плохо спит на прогулке. Переживаю. А как там Костик? Привет ему».

«Костик стабильно, тоже от него привет. Учу говорить "Са-ша". Пока получается "Га-аа". Но он молодец, старается. Сегодня Киплинг поцарапал меня, а я его с окна спустила, боюсь, как бы не выпал. Вот и получила. Соседи шумели, ночью плохо спала, Бог им судья».

Бог им судья.

Она часто говорила. Бог им судья. А кто Саше судья, если ей не была близка идея Бога? У кого ей искать прощения? и нужно ли?

Видимо, чего-то она не понимала. Видимо, нужно искать, просить. Прощать. Или все дело в усталости, в отчаянии, в том, что, кажется, приступы вернулись.

приступы вернулись

Как же она устала.

как же тяжело

опять за что

нет нет нет

Вдруг показалось?

Она дрожала, полночи вскакивала, проверяла дыхание, пила воду и не выходила из туалета. А утром подтвердилось. Они вернулись. Ребенку стало хуже.

Надо опять бежать к эпилептологу.

Но самый первый невролог-мужчина увольнялся и пока к своему преемнику не записывал; врач-женщина принимала только госпитализированных, а врачам из поликлиники Саша, начитавшись форума, довериться боялась.

«Посоветуешь хорошего эпилептолога?» – написала она сначала Инне, а потом и Марии.

«Скину одного из лучших, он дорогой, но крутой. Правда, прием долго ждать».

«Запишусь, спасибо!»

«А ты была когда-нибудь у целителя? Он Костику как раз с эпилепсией помог», – ответила Мария, и Саша остолбенела.

Что?

«Нет, – ответила Саша. – Не была. Я не верю».

«Нам помог», – коротко ответила Мария и замолчала. Обиделась на резкий тон?

Но не это было важно.

Врач по совету Инны принимал только через два месяца. Саша, конечно, записалась, но ее била нервная дрожь. Надо сделать что-то еще. Что же? Что?

«Бог поможет. Бог поможет через Него. Надо делать все для слабых. Глупо отказываться от возможности, когда у тебя так страдает ребенок. Спаси его и сохрани».

Саша опустила голову. Все протестовало, боролось внутри.

«Спаси и сохрани», – вторила Мария.

Вдруг если я уверую то ребенку станет лучше? Но в этом же искренности нет. Нельзя взять и заставить верить.

Вдруг после поездки к целителю ему станет лучше? Так сказать, не своими, а чужими руками, божьими (как говорит Мария). Чушь! Вдруг? Ну конечно, чушь. А если нет? Если попробовать? Что она теряет?

здравый смысл

То есть я сама она сама отказывается помогать всего-то из-за глупых убеждений?

Всего-то.

Еще раз. Что она теряет?

«Лучше делать хоть что-то, чем ничего», – написала Мария, как чувствовала, как будто сидела в Саше и только ждала момента.

«Ладно, – сдалась Саша, ее голова лопалась от попытки принять взвешенное решение. – Все равно пока ждем прием».

«Поедем», – сказала Мария. И Саша согласилась. Надо было делать хоть что-то.

Они договорились на утро воскресенья. Два дня Саша не жила, а существовала, стараясь не переживать – это плюс, не особо-то получалось – это минус. Изменения всегда к лучшему, любили говорить люди какие люди?

ой не всегда думала она.

не всегда

В субботу вечером Саша позвонила папе.

– Пап, я хочу поговорить. Можешь?

– Да, – ответил мужской голос, и ей стало как-то тепло.

надо справиться с паникой и принять вызов

Она же сама начала, ей и продолжать, думала Саша. Она сдавила себе горло руками, да так и стояла, слушая выпирающее, саднящее сердце.

Она ответила. Постаралась выдавить улыбку, чтобы и по голосу, и по виду не передать волнение.

Она думала, что сможет сказать. Но когда папа привычно заговорил о своих и ее делах, спрашивал, как там мелкий, много смеялся, то она поняла, что нет, не сможет. Не сможет выдавить эти несколько страшных слов сейчас. Папа такой веселый, рад ее слышать, они давно не говорили, а она с такими новостями о внуке. И о себе, молчавшей много месяцев подряд (и уже ненавидевшей себя за это).

Почему, ну почему она не сказала раньше? Как было бы просто сейчас. Ведь не стеснялась – отношения у нее с папой были неплохие, уж получше, чем у многих других. Очевидно, до этого момента. Так чего она боялась?

не оправдать ожиданий – как будто она виновата, что родила нездорового

что папа не поймет и не поддержит – это будет страшным предательством

что он подумает, что она у него что-то просит – и таким же ударом

что он ее осудит

что он ее пожалеет

да

она боялась жалости

Поэтому болтала. Рассказывала, что кормит смесью. Что ездила по документам. Говорила о распорядке дня. О том, что сейчас