Мальчик, идущий за дикой уткой - Ираклий Квирикадзе

Узнал ли Галактион, что Ленин был другой, обнаружился ли настоящий орден, я не знаю. И зачем ему, величайшему из поэтов, нужен был дурацкий-предурацкий орден на лацкане пиджака? Этого теперь не узнать. Очень скоро он выпрыгнул из окна четвертого этажа на асфальт… Выпрыгнул, выпал, помогли выпасть?

* * *

В доме маминых родственников была “белая ворона”, звали ее Арли. Про деда Давида Алексеевича Миндадзе я рассказал, но не ввел его в “Каталог знаменитостей”. А вот эту белую ворону, брата деда Арли Миндадзе, которого я никогда не видел (он ушел из жизни задолго до моего рождения), точнее, миф об Арли, ввожу. Он восхищал меня, я любил слушать, когда о нем вспоминали по тому или другому поводу.

Арли был бездельник. Давид Алексеевич всё хотел пристроить брата, но увы, тот нигде долго не задерживался. Зная, что брат любит гарцевать на коне, дедушка, пользуясь своими обширными связями, устроил его в парадный кавалерийский отряд его императорского величества Николая Второго.

Арли Миндадзе сопровождал государя императора в Австрию, Грецию, Италию.

Перед самой Первой мировой войной парадный кавалерийский отряд квартировал в провинциальном городке на границе Польши с Германией. Готовились к празднествам в связи с ожидаемой поездкой Николая Второго в Германию.

В Арли влюбились две немецкие монашки из местного монастыря. Вначале они смотрели на него в бинокль, потом познакомились с ним. И стал Арли ходить в монастырский яблоневый сад то к одной на свидание, то к другой.

Монашки вначале ревновали его друг к другу. Но потом сложились отношения, где Арли был разделен между влюбленными сердцами.

Николай Второй не приехал в Германию, так как началась война.

Парадный кавалерийский отряд был призван на фронт. Но Арли не хотелось воевать. Он решил дезертировать.

В яблоневом саду монастыря стали разрываться бомбы. Монастырь должен был срочно эвакуироваться. Две монашки пожелали следовать за своим возлюбленным кавалеристом-дезертиром.

Еще в мирные времена он рассказывал им, что есть на земле рай, который зовется Грузия. Они решили все вместе бежать туда.

Два года влюбленная троица добиралась до Кавказа. Варшава – Петербург – Москва – Харьков – Одесса – Крым – Ялта – Батум.

Они попали в водоворот всеобщего сумасшествия, именуемого “война народов”.

В этой одиссее по Европе они сплотились. Они теряли и находили друг друга на дорогах, в поездах, пароходах. Шли, ехали, плыли к далекой Грузии.

Наконец дошли до деревни Эркети, где жили родители Арли.

Входя в деревню, монашки привели себя в порядок, надели белые католические чепчики и так предстали перед отцом и матерью возлюбленного.

Те приняли блудного сына, но поинтересовались, кто эти две женщины?

Арли назвал их своими женами.

Родители пришли в ужас. Двоеженство в патриархальной Грузии приравнивалось к блуду. Всех троих прокляли и изгнали из деревни.

Арли с монашками поселились недалеко за рекой в брошенном доме. Усталые от долгого блуждания по миру, трое зажили счастливо.

Деревня не понимала, что это за странная форма любви, и обходила их стороной.

Но вот война докатилась и до Грузии.

Арли позвали красные. “Ты бывший кавалерист, возглавь красный кавалерийский отряд”.

Арли отказался.

Его позвали белые с той же просьбой.

Арли ответил, что не хочет воевать, хочет жить в мире и гармонии со своими двумя Дульцинеями.

Но война не позволила существовать этой идиллии.

Кукурузное поле, которое они взрастили, сожгли, как и яблоневый сад. Дом разбомбили. Пристрелили корову-кормилицу.

Нежданно-негаданно Арли и две женщины находят брошенный кем-то в окрестностях Батуми броневик. Садятся в него.

Это защита! В броневике они разъезжают по дорогам. Грязные, голодные, спят в нем.

Однажды на их броневик нападают.

Арли начинает отстреливаться.

Арли объявляет войну всем, всем, всем!

Он и две его возлюбленные врываются в деревни и стреляют по любым властям, как красным, так и белым!

Их называют “бешеный броневик”.

И когда у броневика кончаются боевые запасы, Арли и монашки приезжают в родную деревню Эркети, останавливаются на площади, открывают люк, Арли произносит длинный монолог. Он проклинает этот сумасшедший мир, где все против всех, где все на ножах! Он закрывает люк, и через мгновение броневик взрывается! Трое возлюбленных добровольно покончили жизнь самоубийством!

Жаль, что теперь некому вспомнить их имена: Арли Алексеевич Миндадзе – тридцать семь лет, Гудрун Гесс – тридцать один год, Тильда Ремарк – двадцать восемь лет. (Не знаю, кем приходится ей классик мировой литературы?)

* * *

Мама с папой часто ссорились. Мама хватала меня, как чемодан, и я нежданно-негаданно оказывался то в Телави, то в Одессе, то в Батуми. В Батуми я проучился восьмой-девятый класс. Грек Одиссей Илиопуло, работник судоремонтного завода, и его жена эстонка Эльза поселили нас в своей трехкомнатной квартире (мама не хотела жить у своих многочисленных батумских подруг). Илиопуло сдали нам комнату с видом на батумский цирк, на круглом фасаде которого висели портреты членов советского Политбюро (Ворошилов, Молотов, Буденный, Хрущев…). Увидев их, мама долго смеялась. Я не понимал тогда причины ее смеха.

Наш квартирный хозяин Одиссей Илиопуло был похож на живую греческую скульптуру. Когда на балконе он делал зарядку с гантелями, я и мама смотрели на него с восхищением. “Ираклий, займись гантелями, ты дохлый”. Одиссей Илиопуло был чемпионом Батума по борьбе. Но при всей ослепительной физической мощи он был каким-то странным. Однажды, играя с женой Эльзой в бадминтон, забросил волан на магнолиевое дерево (я смотрел на них из окна). Одиссей пошел за лестницей, вернулся и подошел не к той магнолии. Я видел волан в гуще веток на другой магнолии. Крикнул ему из окна. Он кивнул головой и продолжал искать волан там, где его не было. К нам в комнату вошла эстонка, попросила показать, где волан. Я показал. Мы кричали Одиссею, он не спускался, прыгал с ветки на ветку. Потом затих в густой листве. Жена зовет, он не откликается: “Странные вы существа, мужчины!” – сказала эстонка, спрыснув себя мамиными духами “Сортилеж”.

И вот этот тихий работник батумского судоремонтного завода очень скоро стал сверхзнаменитостью. Его имя не сходило с уст мужчин и женщин, появление на улице взрывало толпу: “Одиссей, Одиссей!”

В Батуми приехали профессиональные борцы-тяжеловесы. Их было человек семнадцать. На круглых стенах цирка появилось сообщение: “С 7 по 20 октября 1954 года пройдет чемпионат мира по классической борьбе. Участвуют лучшие борцы XX века”. Эти же плакаты висели на набережной, в гостинице “1 Мая”, где поселились тяжеловесы. Мы с одноклассниками заглянули туда и увидели иллюстрацию к дантовской “Божественной комедии”, той части, что про ад. В вестибюле двигались несгораемые стальные шкафы, чугунные шары, которыми разбивают стены при сносе старых домов. Каждый из этих существ весил сто-двести килограммов. Большинство из них носили фетровые шляпы, но на ком-то были стальные шлемы с рогами. Кто-то грыз хрустальный стакан: “Это для хорошего пищеварения”, – объясняли удивленному администратору гостиницы “1 Мая”. Адский табор со своими женщинами, детьми, собаками колесил по провинциальным городам СССР, не заглядывая в столицы. В Батум они приехали в первый раз. Семнадцать борцов-гигантов сели на велосипеды и стали медленно колесить по улицам, крича: “Завтра все в цирк!” У пивных ларьков на набережной они пили пиво, громко смеялись, толкая друг друга, иногда задевая батумцев и не извиняясь. Сейчас таких зовут “кетчисты”, но в те времена, когда в наш город нагрянули эти жутковатые люди, не было таких терминов.