Дзен в искусстве написания книг - Рэй Брэдбери

Отныне и впредь я надеюсь всегда быть начеку и постоянно учиться чему-то новому. Но даже если я что-нибудь упущу, то потом, в будущем, я обращусь к своему потайному разуму и посмотрю, что он впитал в себя, пока я думал, что он простаивает без дела.

Мы никогда не простаиваем без дела.

Мы — чаши, которые наполняются постоянно, без лишнего шума.

Фокус в том, чтобы понять, как наклонить эту чашу и излить в мир красоту.

Мой театр идей.

Время.

Время поистине театрально. Оно переполнено безумием, сумасбродством, блеском, изобретательностью; оно бодрит, но оно же и угнетает. Говорит либо слишком много, либо слишком мало. Но одно постоянно во всех перечисленных выше примерах.

Идеи.

Идеи расходятся по всему миру.

Впервые в долгой и бедственной истории человечества идеи существуют не только на бумаге, как философия — в книгах.

Сегодня идеи распространяются в светокопиях, имитируются, конструируются, электрифицируются, герметически закрываются и выпускаются в мир, чтобы придать людям энергию или, наоборот, истощить.

Но при всем при этом, как редко встречаются фильмы, романы, стихи, рассказы, картины и пьесы, в которых рассматривается величайшая проблема нашего времени: человек и его удивительные орудия, человек и его механические дети, человек и его роботы, не понимающие морали, что приводит самого человека — странно и необъяснимо — к безнравственности.

Я хочу, чтобы мои пьесы были прежде всего развлечением, которое стимулирует, провоцирует, ужасает и, будем надеяться, забавляет. Мне кажется, это важно: рассказать занимательную историю, хорошо прописать эмоции — вплоть до последней реплики. Пусть озарение придет потом, когда спектакль закончится и зрители разойдутся по домам. Пусть зрители просыпаются посреди ночи и восклицают: «Так вот о чем он хотел сказать!» Или на следующий день: «Он имел в виду нас! Он имел в виду сейчас! Наш мир, наши проблемы, наши радости и печали!»

Я не хочу быть ни читающим лекции снобом, ни высокопарным доброхотом, ни скучным реформатором.

Я хочу бежать со всех ног, хочу схватить это время — лучшее время в истории человечества — набить им все свои чувства, видеть и слышать его, прикасаться к нему, ощущать его запах и вкус и надеяться, что другие тоже побегут вместе со мной, вдогонку за идеями и машинами, производящими идеи.

Меня не раз останавливали полицейские, желая знать, что я делаю на улице ночью.

Я написал пьесу под названием «Пешеход», ее действие происходит в будущем, и в ней говорится о тяжкой участи вот таких вот ночных прохожих в больших городах.

Я наблюдал бесконечное множество телесеансов и детей всех возрастов, завороженных, забывшихся, выпавших из реальности, и написал «Вельд», пьесу о комнате с телевизорами во всю стену, комнате из недалекого будущего, ставшей центром существования и ловушкой для целой семьи.

И я написал пьесу о поэте обыденного, мастере заурядного, о старике, держащем в памяти тысячи мелочей, например, как в далеком 1925 году выглядел «Мун», «Кисел» или «Бьюик», вплоть до колпаков ступиц, лобовых стекол, приборных досок и номерных знаков. О человеке, способном вспомнить цвет каждого фантика каждой купленной им конфеты и рисунок на каждой пачке сигарет, выкуренных за всю жизнь.

Я надеюсь, что эти пьесы, эти идеи, теперь запущенные на сцене, будут считаться истинными продуктами нашего времени.

1965

Все началось с небольшого рассказа «Чертово колесо», опубликованного в «Weird Tales» (1948), о двух мальчишках, которые заподозрили, что в приехавшем в город цирке творится что-то неладное. Из рассказа вырос семидесятистраничный литературный сценарий «Темный карнавал» (1958) для фильма, задуманного режиссером Джином Келли. Фильм так и не сняли, и сценарий был переработан в роман «Что-то страшное грядет» (1962); роман, киносценарий (1971), потом второй киносценарий (1976) и вот наконец фильм. Автором рассказа, литературного сценария, романа и киносценариев был, конечно же, Рэй Брэдбери. Хорошо, что Брэдбери, по его собственным словам, «всегда был хорошим редактором своих собственных произведений».

«Я пытался учить собратьев по перу, что существует два разных искусства: первое — это закончить произведение; а второе великое искусство — сократить его так, чтобы не поранить и не убить. Когда начинаешь писательскую карьеру, ты всей душой ненавидишь эту обязанность, но теперь, когда я стал старше, она превратилась в увлекательную игру, и этот вызов мне нравится ничуть не меньше, чем написание первоначального варианта. Потому что это действительно вызов, испытание писательского мастерства. Непростая интеллектуальная задача: взять скальпель и разрезать пациента, не задев жизненно важных органов».

Если редакторская работа — это увлекательная игра, тогда «Что-то страшное грядет» можно назвать настоящей игровой площадкой возможностей и вариантов, столько раз Брэдбери переделывал, перерабатывал, переиначивал свой рассказ об Уилли Холлоуэе, Джиме Найтшейде и демонической карусели, чьи ездоки с каждым кругом стареют на год. Брэдбери говорит, что снятый на студии Disney фильм Джека Клейтона, который выйдет на экраны в феврале, «на данный момент — самая близкая к оригиналу из всех существующих экранизаций моих вещей». Он, похоже, остался доволен сотрудничеством: «Я полгода работал над новым сценарием для Джека, и это был потрясающий опыт, потому что Джек — замечательный человек, и с ним приятно работать».

Митч Такман

У меня был 260-страничный сценарий. Шесть часов экранного времени. Джек сказал: «Отлично, а теперь надо вырезать сорок страниц». Я сказал: «Видит Бог, не могу!» Он ответил: «Да ладно! Я знаю, что сможете. Я буду рядом и помогу». И я вырезал сорок страниц. Джек сказал: «Хорошо, а теперь надо выкинуть еще сорок страниц». Я сократил сценарий до 180 страниц, и тогда Джек сказал: «Еще тридцать». Я сказал: «Невозможно! Никак невозможно!» Ладно, я сократил рукопись до 150 страниц, а Джек сказал: «Еще тридцать». Он все твердил, что я справлюсь, и с Божьей помощью я прошелся по сценарию в последний раз — и довел его до 120 страниц. Так получилось намного лучше.

Когда вы давали Клейтону 260 страниц, вы и вправду думали, что он все это отснимет? Как опытный сценарист, вы должны были знать…

Конечно, я понимал, что это чересчур длинно. Я знал, что смогу кое-что сократить… но после первой правки дело пошло туго. Во-первых, ты устаешь, глаз замыливается. Поэтому нужно, чтобы режиссер или продюсер с их свежим взглядом помогали тебе выбирать, что можно сократить, и подавали дельные мысли.

И какие мысли вам подавал Клейтон?

Просто он каждый день сидел рядом со мной и говорил: «Вместо этих шести строк диалога, наверное, можно придумать, как сказать то же самое в двух строках?» Он ставил передо мной задачу находить более короткие способы выражения мыслей; и я их находил; так что его участие заключалось в косвенных рекомендациях и психологической поддержке, которая очень важна.