Гитлер и Габсбурги. Месть фюрера правящему дому Австрии - Джеймс Лонго
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не один раз эрцгерцог грозился, что не приедет. Его адъютант барон Альберт фон Маргутти вспоминал: «Вся поездка от начала до конца была ему противна»[317]. Как обычно, на маневрах отрабатывалась подготовка армии к развертыванию во время войны. Но войска в Боснии уже два раза успешно прошли мобилизацию и хорошо показали себя во время недавних кризисов в этой стране.
Со дня свадьбы здоровье Франца-Фердинанда было просто отменным, но незадолго перед поездкой у него обнаружили астму. Личный врач эрцгерцога опасался, что климат Боснии не пойдет ему на пользу. Эрцгерцогиня Зита вспоминала:
Эрцгерцог воспользовался сильнейшей жарой в Боснии как поводом, чтобы не присутствовать на маневрах. Обычно он сам решал, куда поедет, и у него получалось склонить на свою сторону старого императора… Но тогда он так не сделал, хотя поездка была из самых обычных. Император оставил окончательное решение за эрцгерцогом, но ясно дал понять, что желает ее. Это желание, особенно в связи с военными вопросами, выросло до размеров приказа. Сейчас остается только удивляться, что поездка в Сараево оказалась единственной, которую эрцгерцог совершал не по своей воле[318].
Чтобы побудить эрцгерцога ехать, Франц-Иосиф совершил немыслимое и отменил давнишний запрет для герцогини Гогенберг участвовать в официальных обязанностях ее мужа[319]. Посещения Румынии, Германии и Англии считались частными делами правящих домов, но теперь все было по-другому. Решение императора потрясло всех. Он отступил от правила, которое сам же строго навязывал четырнадцать лет, заставив своего упрямого племянника отправиться в район, где воевали с незапамятных времен. В первый и последний раз Франц-Иосиф разрешил паре вместе появиться на публике.
В Боснии и Герцеговине герцогиня, которую эрцгерцог называл своей лучшей сиделкой, могла бы лично следить за его здоровьем. Кроме того, она намеревалась посетить благотворительные организации в Сараево, которым покровительствовала несколько лет. Эрцгерцог же считал Софию своим счастливым талисманом и чувствовал себя гораздо увереннее, когда она была рядом.
Поездка давала Францу-Фердинанду возможность покончить со скандальным делом Редля, сменив начальника штаба своей армии. Он приказал возложить командование маневрами на трех генералов. Гетцендорф верно догадался, что Франц-Фердинанд, не теряя времени, ищет, кем бы его заменить[320]. Совсем недавно генерал с эрцгерцогом сильно повздорили, потому что Гетцендорф ратовал за войну против Сербии[321]. Теперь они разговаривали, только если иначе было нельзя.
Все спланировали очень тщательно; не подумали лишь о безопасности. Пятьдесят тысяч жителей Сараево имели все возможности разглядеть своих высокопоставленных гостей. Глава протокольной службы Франца-Иосифа князь Альфред Монтенуэво опубликовал список мероприятий, которые эрцгерцог и герцогиня должны были посетить вместе и по отдельности. Впервые дворец Хофбург так открыто говорил о поездке Франца-Фердинанда[322]. Плакаты, развешанные по всему городу, извещали публику о маршруте автомобильного кортежа и призывали оказывать гостеприимство:
Граждане! Его Императорское и Королевское Высочество, благословенный наследник престола эрцгерцог Франц-Фердинанд почтит наш город своим блистательным визитом. Наши глубочайшие чувства сыновней благодарности, преданности, любви и верности… позволяют выказать великую радость по поводу августейшего визита, особенно на тех улицах, по которым проследует Его Высочество: Железнодорожная, Мастажбек, набережная Аппель, улица Франца-Иосифа, улица Принца Рудольфа[323].
Адъютант Франца-Фердинанда барон Маргутти был настороже. Он чувствовал, что подробное освещение «каждого шага эрцгерцога и его жены было… игрой с огнем, настоящим вызовом судьбе»[324]. В маневрах рядом с Сараево участвовало двадцать тысяч человек, но для защиты пары не выделили ни одного. Военный губернатор Боснии Оскар Потиорек утверждал, что сараевского полицейского корпуса из ста двадцати человек будет вполне достаточно; при этом прямого контроля над ним у него не было[325]. Эту обязанность исполнял его старый политический соперник доктор Леон Билански, габсбургский бюрократ и личный друг императора, но венская контора доктора была почти в тысяча трехстах километрах от Сараево.
Через день после обнародования маршрута кортежа эрцгерцога с Билански встретился Йован Йованович – министр по делам Сербии в Вене. Один открыто предупредил другого, что визит эрцгерцога в Сараево, намеченный на 28 июня, может быть опасен для жизни последнего. Это был не только праздник святого Вита, славянского божества войны, но и 525-я годовщина битвы при Косово[326]. В самый черный день своей истории Сербия на пять веков подпала под владычество Османской Турции. Единственным героем, спасшимся в этом разгроме, был серб, который сумел убить командующего исламской армией завоевателей[327].
Лишь недавно православные сербы получили независимость от своих мусульманских угнетателей с юга. Теперь они чувствовали, что с запада на них все сильнее давят католики. Йован Йованович предупредил, что визит в день памяти битвы при Косово сербы воспримут как прямую провокацию.
Билански был человек занятой и нетерпеливый. Ему было некогда напоминать, что каждый должен исполнять свои обязанности, а полиция должна охранять Франца-Фердинанда[328]. Любезно прощаясь с сербским министром и возвращаясь к бумагам, он бросил дежурную фразу: «Будем надеяться, что ничего не случится»[329].
Но тут 28 июня 1914 г. в Сараеве раздался выстрел, который за одну-единственную секунду разбил на тысячу кусков, как пустой глиняный горшок, тот, казалось, надежный мир творческого разума, где мы воспитывались и выросли, – мир, давший нам приют.