Роман для женщин - Михал Вивег

Или я мечтаю как-нибудь после обеда смыться из редакции и вторую половину дня провести как молодая эмансипированная женщина: купить «ELLE» или «Cosmopolitan», сесть в каком-нибудь уютном кафе, заказать cappuccino, закинуть ногу за ногу и читать, задумчиво поглядывая сквозь витрину на спешащую толпу… А потом свою мечту реализую: любимая кофейня безнадежно набита, и я три четверти часа ищу другую; когда наконец какую-то (куда худшую) нахожу, то узнаю, что cappuccino мне не сделают, ибо у них минуту назад засорился жиклёр для подогрева молока. Что ж, заказываю себе большой espresso, но придурошный официант по ошибке приносит маленький; я выпиваю его за пять минут и не знаю, куда девать руки. Проходящие мимо люди неприязненно пялятся на меня сквозь витрину. Я пытаюсь читать, но текст едва воспринимаю и потому поспешно расплачиваюсь и еду домой или даже возвращаюсь в редакцию…

6

Оливер все перевернул.

В первые недели минуты, проведенные с Оливером, подчас прекраснее, чем рисуются потом в воспоминаниях.

Завтрашние дни с Оливером всякий раз превосходят сегодняшние представления.

Мы встречаемся после работы в его гарсоньерке.

НАПОЛНЯЮ ВАННУ, — пишет он мне эсэмэску, если приходит домой раньше меня.

ОСТАЛОСЬ ЛИШЬ ТРИСТА МЕТРОВ, — отвечаю я ему на ходу.

Мы купаемся, потом отдаемся любви; иногда наоборот. Вечером читаем или идем куда-нибудь ужинать. Часто ходим в театр, в кино; как только в зале гаснет свет, я протягиваю Оливеру очки, и он бумажным платком вытирает мне стекла — такой уж у нас ритуал. Он надевает мне очки и долго смотрит на мой профиль (знает прекрасно, что это нервирует меня). Я кладу голову ему на плечо, просовываю ладонь меж его колен, и он сжимает ее. Утром мы вместе чистим зубы и вместе завтракаем. В выходные посещаем музеи и галереи: тащимся в хвосте толпы иностранных туристов, перешептываемся и держимся за руки (я всегда именно так все и представляла себе). Иногда на Жофине берем лодку и два часа гребем вокруг Стрелецкого острова. Собираем каштаны. В следующую субботу на Оливеровой старой «шкоде» едем в зоологический сад, в воскресенье исследуем пригороды Праги.

— Смотри, какие прекрасные желтые груши! — киваю я ему, когда мы делаем покупки в супермаркете «Delvita». — Чувствуешь, как они пахнут?

Оливер покупает два кило.

Мы принадлежим друг другу. Я люблю его.

7

Мама уже не в силах смотреть на мою любовь к Пажоуту и в начале октября снова летит в Чикаго к Стиву.

Когда на лестничной площадке я сообщаю эту новость Жемле (о готовящейся свадьбе лучше умолчать), он воспринимает ее едва ли не ревниво.

— Опять? — качает он головой. — Ведь она только что была там…

В руках у него покупки, выглядит он устало. Разуваясь, садится на обувной ящик. Я снова замечаю, что у него довольно красивые глаза — только какой толк от таких красивых глаз, если они смотрят на вас из груды сала.

— Как ваша жена? — заставляю себя задать светский вопрос.

— Ах, — машет рукой Жемла, — все хворает… Как-то тревожно…

Мне даже жалко его.

8

Свадьба будет 10 декабря, пишет мама.

— Твоя первая любовь в декабре выходит замуж сообщаю я Оливеру.

Мы оба улыбаемся.

Прага, 20 января 2000

Дорогая Лаура.

Любовь моя, не перепутать бы мне дату в заглавии, ведь и это письмо (как и два предыдущих) было написано еще в начале месяца, хотя срок приема рекламы только двадцатое. Но всякий раз подачу письма в «Ренкар»[61]стараюсь оттянуть на день или на два (тамошние секретарши надо мной даже подтрунивают), чтобы несколько продлить надежду: а вдруг ты отзовешься, но пока надеюсь впустую. Твое молчание убивает еще и потому, что дает повод ко множеству самых мучительных домыслов. Быть может, ты еще не наткнулась на мои письма, хотя каждый месяц они заполняют в вагонах более сотни метров? Или ты их читала, но решила, что лучшим ответом будет презрительное молчание? Но что ты презираешь? Мою любовь к тебе? Ну что делать, если мне ничего не остается, как продолжать эту весьма дорогостоящую рекламную кампанию, хотя даже проверить ее эффективность у меня нет возможности. Правда, по городу ходит молва об этой затее, и, казалось бы, она вполне успешна, однако ты в качестве решающей целевой группы молчишь. «Пошлю» тебе еще пару-тройку писем и увидим: то ли моя назойливая реклама наконец возымеет действие, проникнет тебе под кожу, и я сумею свою продукцию (= мою любовь) продать, или мне не повезет, и фирма (= я) потерпит крах. Такова жизнь в условиях свободных рыночных отношений.

Сейчас мне вспомнился один американский фильм, который мы когда-то вместе смотрели (название, увы, я забыл, но ясно помню, что после кино мы зашли на пару рюмок в «Блатничку» и встретили там Ингрид и Губерта). Так вот, в фильме есть сцена, где известный и вечно спешащий куда-то голливудский продюсер решает дать молодому начинающему сценаристу шанс — на ходу уделяет ему одну-единственную минуту, в течение которой сценарист должен убедить продюсера в том, что его сценарий прекрасен… Я в более выгодном положении: на то, чтобы убедить тебя, каждый месяц мне отводится примерно шестьдесят строк (у НЕГО же целые дни и целые ночи…).

Если ты два предыдущих письма не читала, так знай, в них я пытался воздействовать на тебя трогательными воспоминаниями: воскресные утра у меня дома, свежие блины на завтрак, отпуск в Хорватии, на Канарах и так далее, помнишь? Теперь хочу ударить по тебе из более крупного оружия — поэзией. (Да, я стал читать стихи, кто бы мог подумать!) Недавно я наткнулся на «Любовное письмо» Ортена[62], в котором содержится много такого, ради чего я все это делаю… Вот оно.

Прозрачно лишь рассветное сиянье

Настанет время, ты устанешь ждать

Вдали воспоминанье потеряешь

Растает образ на изнанке век

У сердца моего нет сил летать

Его движенье — суетливый бег

В вечерний час придет к тебе посланье

Ты на конверте почерк мой узнаешь

Задумаешься — с прошлым жаль прощаться

Лишь на закате так прекрасна тьма

Ты станешь вдруг и старой и унылой

И слезы будешь лить пока не обратятся

К тебе мои незрячие глаза

И ты поймешь: в нас чувство не остыло[63]

Мы оба хорошо знаем, что реклама — надушенная падаль и тому подобное, но верь мне: в данном случае это совсем другое. Стихи болезненно зацепили меня и в последнее время — частые мои «гости». Это отнюдь не слоган, который я выбрал бы с циничной верой в его действенность. Ничего не продаю тебе, но от всей души дарую. Люблю тебя. Очень прошу — вернись.