Дебри - Юлия Зайцева

Но Китай рассматривал Россию как варварскую страну – а значит, своего вассала. Чиновники потребовали от Байкова исполнить вассальный ритуал «коу-тоу»: подходя к императору, трижды пасть на колени, и каждый раз трижды коснуться лбом пола. Байков понял, что «коу-тоу» поставит Россию в подчинённое положение, и отказался. Байкова и его спутников кинули в тюрьму и мурыжили там несколько месяцев, угрожая казнью, но Байков не дрогнул. В сентябре 1656 года посольство выдворили из Пекина. Аудиенции не состоялось, и дипломатические отношения не наладились.

Российской власти приходилось довольствоваться только шпионами. Шпионом был, например, бухарец Сеиткул Аблин, который проник в Китай как купец в 1671 году, чтобы выведать экономическое положение державы.

Второе посольство Алексей Михайлович направил в Китай в 1675 году. Посольство возглавил грек Николай Спафарий, международный авантюрист на русской службе. В посольстве было 150 человек. Спафарий избрал другую дорогу – не через Джунгарию и Гоби, как Байков, а насквозь через Сибирь. Спафарий вёл дневник, и его описание пути стало первым обозрением всей Сибири, сделанным человеком европейской культуры. От Тобольска грек доехал до Иркутска, через Байкал перебрался в Селенгинск, оттуда в Нерчинск, затем вверх по Аргуни до перевала Большого Хингана и, наконец, в Пекин. Дорога Спафария потом стала главной дорогой из России в Китай.

В мае 1676 года Спафарий начал переговоры с князем Сонготу, дядей молодого императора Канси (Сюань-Е) и фактическим правителем Китая. И опять всё зашло в тупик, потому что русские всё равно не хотели совершить перед богдыханом «коу-тоу». В октябре 1676 года, ничего не добившись, посольство выехало в обратный путь. Правда, в Москве Спафарий угодил под суд. Его заподозрили в тайных корыстных уступках китайской стороне и в том, что он отдал Сонготу карты «всего Московского царства в двух книгах». Хитрый грек от обвинений отвертелся и выскочил сухим из воды.

А для русских Китай по-прежнему оставался страной непримиримых и церемонных владык. Никто не знал толком, что там, за великими песками Гоби, за хребтами «Тибецких гор» и за бесконечной стеной, которая высотою в Московский кремль и толщиною в разъезд двух телег. Семён Ремезов простодушно писал, что Китайское царство имеет тринадцать углов, и в каждом углу по тринадцать тысяч городов. Там по аршину в день растёт трость коленцами, там живут львы и «облезьяны», там печи топят чёрными камнями, а пшено хватают из тарелок спичками. Там бог – болван Барахман, и есть Далай, который живёт по луне: месяц – он дитя, полная луна – он муж, луна убудет – он умирает, а потом снова воскресает.

«Дух гобийский и загобийский» оставался для русских непостижим.

Сибирь XVII века стала труднейшим испытанием для Церкви. Сибирь спросила у Церкви напрямую: а нужна ли ты? А не проще ли без тебя?

В первые два десятилетия после похода Ермака Сибирь числилась за Вологодской и Пермской епархией, епископская кафедра которой находилась в Вологде. Но управлять Тобольском, Обдорском или Тарой из Вологды было немыслимо. И скоро стало очевидно, что Сибири нужна своя епархия. Дело даже не в расстояниях. Сибирь порождала такие проблемы, каких не было на Урале или на Русском Севере. Их требовалось решать по-своему.

В 1620 году была учреждена Сибирская и Тобольская епархия – самая большая по площади и самая маленькая по числу храмов. Центром епархии определили Тобольск. Поскольку Сибирь заселялась в немалой степени выходцами с Русского Севера, епископом назначили новгородца – бывшего архимандрита Хутынского монастыря Киприана (Старорусенникова).

Первым же впечатлением владыка уловил суть сибирского нестроения: «По городам попы воры и бражники, да и быть им нелзе, толко быть им по велекой нужды, что переменить нечем». Среди паствы и среди пастырей царили невежество, насилие, корыстолюбие, пьянство и разврат. Киприан сразу переменил игуменов во всех обителях, но этого, конечно, было мало.

Народ погряз в бесчестии. Сибиряки молились как попало, перезабыв священные тексты, и не соблюдали постов. Торжествовало право сильного. Вольные люди на вольном промысле – в основном мужики – пили как черти. Души запутались в диких предрассудках. Инородцы почитали своих шаманов, и русские по их примеру тоже скатывались в бытовое язычество: охотники опасались леших, рыбаки – водяных, крестьяне береглись от Коровьей Смерти, и даже воеводы приплачивали колдунам; на всякое дело имелись приметы и заклятья; слободы с округами кишмя кишели домовыми, анчутками, икотками, овинниками, шиликунами, трясавицами, оборотнями, игошами, кощеями и шишигами. И попы в суеверии не отставали от народа.

Причина была в том, что священники и сами жили как простой народ. Духовенству назначали денежное содержание – «ругу», но обычно выплаты быстро прекращались, и воеводы просто отмеряли священникам земельные наделы. Попы превращались в землепашцев, и быт брал верх над бытием.

Деятельность архиереев в первую очередь была направлена на причт, а не на прихожан. Надо было обеспечить попов средствами к существованию, а для этого надо было заставить воевод помогать Церкви, но не вмешиваться в её дела. Надо было облагородить духовенство, и каждый новый архиерей вёз с собой в Сибирь новых священников и монахов-книжников.

Некоторые архиереи пасовали перед масштабом проблем. Например, епископ Нектарий уже через два года после прибытия в Сибирь начал молить о переводе обратно в Россию. Некоторые архиереи, не сгибая выи, боролись с обстоятельствами. Например, архиепископ Симеон спорил с воеводой и ездил в Москву «за правдой»; за несговорчивость его даже на год отстраняли от служения. Некоторые архиереи обретали себя в дерзновенных затеях. Например, митрополит Павел взялся отстроить в камне Софийский двор – резиденцию иерархов. А некоторые архиереи в бесконтрольности Сибири поддавались соблазну. Например, архиепископ Герасим прославился своим жестокосердием и стяжательством, извлекая из своего положения всяческие выгоды для многочисленных родственников. Но каждый владыка оставил после себя что-нибудь важное и доброе: храм, монастырь, богадельню, крестный ход или освидетельствованную чудотворную икону.

Павлинская башня Тобольского кремля

Однако в течение всего XVII столетия Церковь в Сибири практически не занималась обращением инородцев в православие – одним из самых важных своих дел. Российская власть не могла покуситься на язычество «сибирцев», так как новокрещены переходили в разряд крестьян и меняли образ жизни, то есть выводились из промысловой деятельности, а пушнина была нужна государству позарез. У Церкви же не хватало денег на строительство храмов в стойбищах инородцев, а без храмов и постоянного надзора священников инородцы отпадали обратно в идолопоклонство. Поэтому Россия в Сибири вела себя веротерпимо: насильственное крещение было строго запрещено, а к обрядам инородцев относились с пониманием. Разорение капищ или могил считалось преступлением (святотатство порождало бунты), а клятвы инородцев по их обычаям приравнивались к клятвам на Священном Писании.