Королева Виктория. Женщина-эпоха - Наталья Павлищева

Но герцогиня не согласилась и на такой расклад, даже не ставя дочь об этом в известность. Либо все, либо ничего!

Мать и дочь теперь не разговаривали, они всячески старались избегать повода обращаться друг к дружке при посторонних, а оставаясь наедине, вообще отворачивались друг от дружки. Но спальня-то была по-прежнему одна на двоих…

Виктория очень надеялась, что после ее дня рождения мать выделит ей собственную комнату, пусть маленькую, пусть самую холодную, но чтобы в ней можно было хоть ночами оставаться наедине с собой и своими мыслями. Но герцогиня делать этого не собиралась. Ну и что, что дочери скоро восемнадцать, она все равно маленькая глупышка, совершенно неопытная и неспособная даже думать правильно, не то что поступать.

По-прежнему, хотя они и не разговаривали, все письма, дневники, все встречи, малейший шаг принцессы были под строгим контролем. На этом настаивал сэр Конрой, и герцогиня Кентская с ним была согласна. Если Виктории дать волю, то она просто не вернется к послушанию.

А король Вильгельм, хотя и был плох, помирать до совершеннолетия принцессы не собирался, чем вызывал крайнее недовольства сэра Конроя. Мало того, его величество объявил, что желает устроить бал в честь дня рождения наследницы. Но сам оказался настолько плох, что прийти на него не смог.

Пришла пора отправляться во дворец на бал, который давался в ее честь. Это был не детский прием, когда девочки приезжали в сопровождении мам и гувернанток, вручали подарки, также выбранные взрослыми, чинно рассаживались под присмотром наставниц и старательно подражали дамам, ожидая, когда же наконец подадут сладкое… И не простая вечеринка, которые устраивали в предыдущие годы, где тоже полагалось изображать веселье, ни в коем случае не давать повода заметить интерес к кому-то из мальчиков и, вообще, вести себя прилично.

Это был бал, настоящий, со множеством гостей и танцами, с блестящими дамами в роскошных нарядах, шелках и бриллиантах, с галантными кавалерами, готовыми подать ручку, пригласить на танец, говорить комплименты… Это был первый в ее жизни бал да еще и ей же посвященный! Тут у кого угодно могла закружиться голова.

Виктория стояла перед огромным зеркалом, пытаясь представить, как будет принимать поздравления двора, нет, уже не приседая в глубочайшем реверансе, теперь она обязана его делать только перед королем и королевой, остальные сами должны приседать перед ней, а благосклонно кивая в разные стороны…

Возбужденная и страшно взволнованная, она ожидала, когда же спустится вниз герцогиня, ведь уже пора ехать. Ах, как должно быть довольна мама! Ее дочь впервые на балу и не просто в качестве одной из гостий, а фактически хозяйкой, хотя и не в своем доме. Но это и хорошо, ведь Кенсингтонский дворец слишком мал и скромен для такого торжества, король очень мил, что устроил бал в своем дворце. Ради такого случая Виктория была даже готова забыть о размолвке с матерью, это казалось сейчас такой мелочью.

Как, наверное, будет хороша герцогиня Кентская, она всегда умела носить свои наряды и шелестеть юбками! У Виктории никак не получалось двигаться вот с таким шелестом, наверное, для этого требовалось особое умение, раскрывать которое мать не спешила, считая, что дочери рано думать о таких вещах. Ничего, еще успею научиться, решила принцесса, с беспокойством поглядывая на лестницу, ведущую наверх. Она не знала, в каком платье будет мать, не видела ее подготовки, но что это будет великолепное зрелище, не сомневалась.

Сэр Конрой тоже стоял, готовый ехать и время от времени кося то на Викторию, то на ту же лестницу.

Чтобы не нервничать, Виктория снова посмотрела в зеркало. Оно отразило невысокую девушку, прилично сложенную, грациозную, с милым личиком, большими голубыми глазами, чуть приоткрытым алым ротиком.

Рядом суетилась баронесса Лецен, пытаясь поправить какие-то складки на платье своей любимицы и шепча:

– Подумать только, тебе восемнадцать! Давно ли ты была совсем крошка и топала ножками, когда чего-то не хотела делать.

Конрой услышал, как девушка вздохнула:

– Давно, дорогая Лецен, так давно… Я такая старая, мне восемнадцать, а я еще так далека от того, чем должна быть…

– Господь с тобой!

– Лецен, где мама, некрасиво опаздывать на собственный бал…

Лецен явно смутилась:

– Она… она не поедет…

Шепот баронессы прозвучал громовым раскатом.

– Как… не поедет?

– Герцогиня не ездит во дворец, ты же знаешь.

У Виктории все замерло внутри, закостенело в один миг. Даже ради ее совершеннолетия, ее первого настоящего, не детского бала, ее такого важного события мама решила не отступить от своих принципов? За что так жестоко?

Тут же ее бросило в жар: а кто же поедет?! Девушке, тем более принцессе, нельзя ехать одной!

Сзади подал голос, все время стоявший молча Конрой:

– Нам действительно пора ехать, вы можете опоздать, мисс…

Виктория вдруг резко повернулась к нему, подбородок почти надменно вздернулся:

– Не мисс, а ваше королевское высочество, сэр Конрой!

Дуэль двух взглядов длилась несколько мгновений, показавшихся обоим вечностью, прекратила ее принцесса, которая направилась к выходу с таким видом, словно Конрой должен нести за ней шлейф. Шлейфа, конечно, не было, но Конрой послушно отправился следом.

Баронесса Лецен ехидно прошептала:

– И правильно!

Виктория изо всех сил старалась сдержать слезы, плакать нельзя по двум причинам, во-первых, будут красными глаза, а во-вторых, это означало унизиться перед Конроем. Второе сейчас было даже важнее.

Подавая ей руку, чтобы подсадить в карету, потому что сэр Джон намеренно замешкался, чтобы не делать этого, старый слуга Генри восхищенно прошептал:

– Как вы прекрасны, мисс…

Ему замечания принцесса не сделала, хотя отлично видела, что сэр Конрой все слышит.

В карете они сидели молча, не глядя друг на дружку, Виктория старалась не замечать Конроя, а тот размышлял над ошибкой герцогини Кентской. Зря она не поехала, надо было не фыркать в обиде, а сидеть вот сейчас рядом и делать вид, что только по ее милости дочь едет на бал, и принимать поздравления прежде принцессы.

И все-таки они опоздали, но не потому что задержались с выездом, просто улицы Лондона оказались запружены ликующей толпой. День совершеннолетия принцессы англичане воспринимали как общий праздник. Сначала услышав крики и увидев толпу, Виктория испуганно вскинула глаза на Конроя, тот усмехнулся: что, требуется поддержка? Но принцесса быстро поняла, что приветствуют именно ее, люди кричали:

– С днем рождения, ваше королевское высочество!

– Будьте счастливы и здоровы!

Чем ближе к дворцу, тем больше народа и громче крики, в конце концов стали кричать даже «Да здравствует королева!» и относилось это не к сидевшей рядом с больным мужем королеве Аделаиде, а к ней, Виктории, пока еще только принцессе.