Женское время, или Война полов - Эдуард Тополь

Директору ФБР,

Штаб-квартира ФБР,

Вашингтон, округ Колумбия

РАПОРТ

Ситуация с «космическими ожогами» выходит из-под контроля нью-йоркских городских сил правопорядка. За последние трое суток наблюдается отказ женщин регистрировать полученные ими ожоги, и теперь мы не в состоянии определить истинное количество жертв и принять меры к изоляции «новых амазонок». Одновременно наблюдается резкое увеличение агрессивности этих «амазонок» по отношению к мужчинам и акты их прямого насилия, о чем я докладывал раньше. Вчера нью-йоркский «Клуб амазонок» приобрел в городе Клиф-Пойнт, Лонг-Айленд, стрелковый клуб и кэмп бойскаутов «Горный орел», оборудованный для верховой езды и тренировок в условиях, приближенных к условиям тренировок армейских десантников. Сегодня в 0.27 утра произошел бунт одногрудых женщин, интернированных в больничный кэмп «Покано-Форест дрим», штат Пенсильвания. Под руководством бывшей ведущей теленовостей Ланы Стролл восставшие связали врачей, разоружили охрану и разбежались, совершая нападения на автомобилистов и угоняя машины — главным образом джипы «бронко» и «Бронко-2»…

— А откуда у него эти фотографии? — спросила дочь русского президента, сидя в отцовском (а до того — горбачевском, брежневском, хрущевском) кабинете, разглядывая фотографии, доставленные Пашутиным.

— Это его племянница передала из Нью-Йорка, — ответил Яшин. — Она раньше работала на ГРУ под крышей «Аэрофлота». А теперь у нее какая-то фирма в Штатах, импорт — экспорт. Но оформлена, конечно, на кого-то другого. Чтобы дядю не подставлять.

— Вот блин! — возмутился президент. — У всех, понимаешь, дети в Америке! Демократы, ё-мое! Ты можешь представить, чтоб племянница Берии или Молотова имела свою фирму на Западе? А? Да Сталин бы им головы, понимаешь, поотрывал!

Дочь молчала. Она сидела в золоченом кресле екатерининских времен и ждала. Она знала, что отец просто отводит руганью душу. Хотя пресса уже открыто пишет, что президент лишь послушная кукла в руках своей дочери и ее команды, на самом деле это далеко не так. Куклы не выкидывают те фортели, которые можно ждать от отца в любую минуту. С тех пор как она лишила его алкоголя и очистила Кремль от спаивавших его массажистов и банщиков, она вдруг оказалась перед совершенно неожиданной проблемой: к отцу вместе со здоровьем вернулись и самые элементарные мужские силы и желания. В конце концов, он еще нестарый мужчина! Но разве может она, дочка, решить этот вопрос? А помочь ему втайне от нее никто из новой кремлевской гвардии, конечно, не решится. Между тем из-за этого неудовлетворенного «беса в ребре» отец с каждым днем становится все капризнее, вспыльчивее и грубее. Из его обращения с подчиненными почти исчезло местоимение «вы», а из поведения — прежние выдержка и хладнокровие. Теперь он может публично ущипнуть за задницу смазливую стенографистку, наорать на министра обороны. Словно былая партийная закваска вдруг поперла из него, как перебродившее тесто. «Какого хрена вы мне раньше не доложили?!» «Я тебя из дерьма министром сделал, а ты даже с реформой справиться не можешь!» Конечно, на публике ему приходится вместо этих акцентов употреблять маловыразительные «понимаешь» и «это самое». И тогда получается какая-то каша, а вовсе не то, что он имеет в виду. Мало кто догадывается, что если заменить эти «понимаешь», «э-э-э» и прочие заминки на нормальные русские термины, то все речи последних российских лидеров тотчас обретут яркую образность и конкретный смысл. Потому что мат в их лексике — это вовсе не ругань, а признак власти, как звезды на погонах. Только хозяин имеет право материться, никто больше! Поднимаясь по номенклатурной лестнице к вершинам власти, отец и все, кто был в Кремле до него, терпели мат своих хозяев, не имея права даже чертыхнуться в их присутствии. И отводили душу еще большим матом на своих подчиненных. Однако, взобравшись наконец на вершину власти, отец вместо возможности материться, как Хрущев, на всю страну вынужден теперь еще осторожнее выбирать выражения — вот ведь в чем парадокс демократии! Да, сегодня любой работяга может орать (и орет!) публично: «Наш президент — говно!», но попробуй президент сказать то же самое о своих избирателях! Вот он и отводит душу в узком кругу, вот и тянет руганью время, чтобы отложить решение, которого ждет от него Пашутин.

Словно подтверждая эту догадку дочери, президент отошел от окна, сел в кресло, сказал с горечью:

— И вообще, блин, не с кем работать! Не с кем! Раньше, понимаешь, все-таки фигуры были — Устинов, Громыко, Андропов! Такие-сякие, а думали, понимаешь, о мощи страны. Посвящали этому, понимаешь, ну, не всю жизнь, но все-таки занимались этим делом! А сейчас? Даже в Кремле каждый только думает, на чем заработать. И все! А как сделать хоть что-то — нет, все на президента! Ну, что ты молчишь?

Дочь не ответила — она унаследовала его былую выдержку и умение со спокойным лицом глотать любые шпильки. Даже отцовские. К тому же сейчас он был абсолютно прав. Этот Пашутин должен был избавить отца от информации о проведении нелегальной операции. Как сделал это Оливер Норт при Рейгане и как положено делать всем более-менее толковым руководителям разведывательных ведомств. Чтобы в случае провала президент мог развести руками, сказать, что он ничего не знал, и «сурово наказать» проштрафившегося министра.

— А снимать его сейчас уже тоже нельзя, — продолжал президент читать ее мысли. — Лошадей, понимаешь, на переправе не меняют. Тем более его племянница уже ведет эту операцию в Нью-Йорке.

— А нельзя просто сбить этот «Кедр», уничтожить? — спросила дочь президента у Яшина.

— И это поздно, — ответил тот. — Американцы любой запуск нашей ракеты секут из космоса…

— Н-да, понимаешь… — Президент потер нижнюю губу, потом почесал-взлохматил волосы на голове. Это был верный признак того, что он наконец решил всерьез обдумать проблему и просчитать варианты ее решения. — И вообще сбивать такую штуковину жалко, понимаешь. Мало ли кому пригодится прижечь кой-чего. На следующих, понимаешь, выборах в президенты… — При этом он как-то из-подо лба, зорко, с блеском в глазах глянул на дочь, и у нее разом посветлело на душе: наконец-то! Наконец-то отец включился , стал самим собой, прежним, как когда-то, в его лучшие времена.

— Вообще-то это не будет операция против американцев, — сказал Яшин так осторожно, словно издали навешивал президенту пас для удара по воротам. — Мы же не американцев должны там взять, а наших, русских.

— Неужели? — насмешливо усмехнулся президент, не ударяя посланный мяч, а только играя им на весу. — А если эти «наши», понимаешь, уже приняли их гражданство и стали американцами?

– Русскими американцами, — уточнил Яшин, — русскими, которые выжигают груди у натуральных американок.

Президент нагнулся к селектору связи со своим секретариатом, нажал кнопку:

— Вернохлебова!

— Не надо! Отставить Вернохлебова! — быстро и громко, так, чтобы услышал секретарь, вмешалась дочь президента. И тут же объяснила отцу: — У него же дочка там, ты забыл?