Идеальная жена - Мария Воронова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Бойтесь на здоровье, потому что смелость нельзя просто так взять, как горячий пирожок, – улыбнулся адмирал, – но страх надо оставить на берегу», и Стас почувствовал, как ему становится легче.
После того разговора Стас не сделался безрассудным смельчаком и совсем бояться не перестал, но понял, что страх смерти забирает у человека жизнь. И еще одно понял – ничто не бывает так, как видится со стороны. И даже смерть не так страшна, как ему кажется теперь, хотя бы потому, что некому понять «меня больше нет» и этому ужаснуться.
– Я почел бы за честь надеть рубашку твоего папы.
– Да… Я думаю, хорошо, что он не дожил.
– До чего?
– А ты разве не знаешь?
Стас ничего не ответил.
– Знаешь…
– Это ничего не меняет.
– Это не может ничего не менять.
Они повернули назад к ее дому. Леля спросила, не обидится ли он, если подождет на улице, пока она сходит за рубашкой, а то мама после случившегося слишком нервно реагирует на мужчин в доме.
Стас кивнул.
– Зачем тебе это вообще? – вдруг зло спросила Леля.
Он пожал плечами.
– Я же в школе смеялась над тобой.
– Я этого не помню, Лель.
– Смеялась. Но я считала тебя гордым человеком.
– Я и есть такой.
– Да? Зачем же тебе теперь уцененка, бэ-у?
Стас поморщился.
– Помнишь такое слово из старых книг «порченая»? Вот я теперь такая.
– Ты дура, что ли, Леля?
– Даже мама со мной через силу разговаривает. Вроде жалеет, а все же чувствуется, что она будто брезгует мной. Но она мама, а ты-то чего время тратишь?
Стас осторожно взял ее за руку:
– Ты говоришь так, будто ты вещь, а ты человек и не можешь быть ни бэ-у, ни уцененкой.
Леля осторожно высвободила руку:
– Ладно, извини. Не нужно было поднимать эту тему.
– Наоборот. Я хотел притвориться, что ничего не знаю, просто думал, что тебе так будет приятнее.
– Я предпочитаю искренне.
– Ты права. Ты думаешь, что я был в тебя безнадежно влюблен в школе и так хотел обладать тобой, что теперь подбираю из грязи, так, что ли?
– Типа того.
– Это неправда, Лель. Ты ни в какой не грязи, а просто сильно пострадала.
Она усмехнулась.
– Ты один так считаешь.
– Ты знаешь, что я никогда не любил примыкать к большинству.
– Да, это я помню.
– Все наладится, Лель. Любые раны заживают.
– У живых, наверное, да. Только я чувствую себя мертвой.
Они вернулись во двор. Стас снова сел на качели и стал ждать.
Лели не было долго, так что он успел испугаться, что она совсем не выйдет, обидевшись на его молчание.
Но он действительно не знал, что ей сказать. У мужиков проще, пока дышишь, ты жив, а у женщин, наверное, все иначе.
На мужчину напали, избили, так он отряхнулся и пошел, и забыл об этом, как только перестали болеть ребра. И никто не считает его человеком второго сорта, не называет порченым. Ну отлупили, бывает, дело житейское.
Притом парень обычно получает за дело, а женщина – только за то, что она женщина. Да, официально не виновата, но жених бросает, а родная мать разговаривает через губу.
Наконец Леля вышла с газетным свертком в руках.
– Еле нашла среди форменных рубашек, – сказала она, – не «Монтана», но все же получше того, что на тебе.
– А это точно удобно?
– Конечно. Папа был бы рад, он к тебе очень хорошо относился.
Стас прищурился, вспоминая себя тогдашнего. Волосы до пояса, драные джинсы, наглый взгляд, вечная сигарета… К чему из этого мог хорошо относиться настоящий адмирал?
– Ты врешь, Леля.
– А вот и нет. Когда тебя выгнали из дому, он сказал, что ты мужик и чтобы я к тебе присмотрелась.
– А что ж ты не присмотрелась?
Леля развела руками.
Стас посмотрел вверх и в окне ее кухни заметил женский силуэт, но, возможно, ему просто показалось.
– Ты торопишься? – спросила Леля.
– Нет.
Они сели на скамейке возле клумбы, на которой росли анютины глазки и другая цветочная мелочь.
Стас снова взял Лелю за руку.
– Хочешь, я тебе стихотворение прочитаю?
– Твое?
– Нет. Гумилева. Вот послушай:
Леля пожала плечами.