Поддай пару! - Терри Пратчетт

– А почему паровоз делает «чух-чух»?

– Это потому, что он очухался! – сказал Колон в неожиданном приступе вдохновения. – Слышал такое слово? Вот оттуда оно взялось.

Шнобби уважительно посмотрел на напарника.

– Серьезно, сержант? Никогда бы не подумал!

– А когда он хорошенько расчухается, то как раз наберет достаточно магнетизма, чтобы поезд не свалился с железных рельсов, поняли?

Последнюю фразу он выпалил в надежде, что новых вопросов не последует. Но с детьми такой номер никогда не проходит. Старшему мальчику надоело это слушать, и он решил похвастаться знаниями, которых нахватался у приятелей, успевших побывать здесь в первой половине дня.

– А разве это не из-за возвратно-поступательного движения? – спросил он, лукаво сверкнул глазами.

– Ах да, ну конечно, – беспомощно выкручивался Колон. – Нужно, чтобы движение было возвратное и уступательное, чтобы поезд мог расчухаться. А когда все как следует чухает, возвращается и уступается, можно трогаться в путь.

Младший мальчик окончательно запутался, и неудивительно.

– Я все равно не понимаю, господин.

– Ну, так ты еще слишком маленький, – сказал Колон, находя спасение в отговорке, которой испокон веков пользовались все доведенные до отчаяния взрослые. – Очень сложная техника с этими чухами. Такое вообще бесполезно детям объяснять.

– А я тоже не поняла, – сказала их мать.

– Знаешь, как часы работают, госпожа? – опять пришел на выручку Шнобби. – Тут то же самое, только больше и быстрее.

– А как оно заводится? – спросил мальчик.

– Да, да, – пролепетал Колон. – Конечно, он заводится. И когда его заводят, то раздается «чух-чух».

Маленький мальчик поднес к лицу заводную игрушку и сказал:

– Мам, он прав, если ее завести, она тоже пойдет.

Совершенно сбитая с толку женщина сказала:

– Ну да… что ж, спасибо, господа, за такую познавательную беседу. Уверена, мальчикам было интересно, – и она всучила Колону несколько монет.

Колон и Шнобби наблюдали за счастливой семьей, когда та забралась в вагончик позади Железной Ласточки. И Шнобби сказал:

– Хорошее чувство, правда, сержант? Людям помогать…

Экипаж Мокрица остановился перед дворцом, и он помог измученному Стукпостуку подняться по лестнице. Невероятно, но он начинал сочувствовать бедолаге. Секретарь сейчас смахивал на едока лотоса, у которого закончились лотосы[22].

Мокриц очень осторожно постучал в дверь кабинета патриция, и ему открыл темный клерк. Клерк уставился на Стукпостука и перевел вопросительный взгляд на Мокрица. Сам лорд Витинари удивленно встал из-за стола, и Мокриц таким образом оказался нанизан на два вопросительных взгляда. Так что он нахально отдал честь и сказал:

– Разрешите доложить, сэр, что господин Стукпостук весьма любезно и отважно и где-то даже ценой личного комфорта помог мне сформировать мнение о практических аспектах введения железных дорог, неоднократно подвергая риску свою жизнь в процессе. Я же со своей стороны позаботился о том, чтобы правительство обладало некоторой мерой контроля над железными дорогами. Господин Гарри Король будет финансировать дальнейшие разработки и испытания, но если вам интересно мое мнение, милорд, то новая железная дорога станет настоящим хитом. Я убежден, что существующий прототип способен перевезти больше груза, чем дюжина лошадей. Господин Кекс очень трепетно относится к работе, он исключительно дотошен, и самое главное, поезд уже покорил сердца людей.

Мокриц ждал. Лорд Витинари мог заставить даже статую первой отвести взгляд, после чего она занервничала бы и созналась в чем угодно. Мокриц отвечал патрицию обаятельной улыбкой, которая раздражала Витинари сверх меры, о чем ему прекрасно было известно. В Продолговатом кабинете стояла полная тишина, пока непроницаемый взгляд и задорная улыбка сражались за превосходство в каком-то другом измерении. Состязание подошло к концу, когда Витинари, так и не сводя с Мокрица пристального взгляда, обратился к ближайшему клерку:

– Господин Уорд, проводи, пожалуйста, господина Стукпостука в его комнаты и умой его, если тебе нетрудно.

Когда они удалились, лорд Витинари сел на место и побарабанил пальцами по столу.

– Итак, господин фон Липвиг, ты веришь в паровоз. Мой секретарь определенно под впечатлением. Никогда не видел, чтобы он был так возбужден из-за чего-то, что не было бы записано на бумаге. Да и вечерняя «Правда» тоже сходится с ним во мнении.

Витинари подошел к окну и некоторое время молча смотрел на город.

– Чего может добиться одинокий тиран перед лицом большого многоглавого тирана в виде общественного мнения и прискорбной свободы печати?

– Прошу прощения, сэр, но ведь если бы вы захотели, вы могли бы закрыть газеты, разве нет? И запретить поезда, и посадить кого угодно в тюрьму. Я прав?

Продолжая разглядывать город, Витинари ответил:

– Мой дорогой господин фон Липвиг, ты смышлен и явно умен, но тебе еще предстоит открыть для себя благодать мудрости, а мудрость как раз и подсказывает могущественному правителю, что, во-первых, ему не стоит просто так сажать в тюрьму кого угодно, потому что туда надо сажать тех, кто неугоден, и, во-вторых, что пустая неприязнь к явлению, человеку или ситуации еще не повод для решительных действий. Поэтому я и позволил вам продолжать, хотя сам пока не готов безусловно одобрить железную дорогу. Но и предавать ее проклятию тоже рано. – Патриций обдумал свои слова и поправился: – Пока.

Он прошелся по кабинету раз, второй, а потом, как будто эта мысль только что пришла ему в голову, спросил:

– Господин фон Липвиг, какова, на твой взгляд, вероятность, что поезда действительно смогут добраться до самого, к примеру, Убервальда? Путешествие в карете не только ужасно долгое, тоскливое и утомительное, но к тому же оно полно всяческих… преград… и ловушек для беспечного путешественника, – тут патриций помолчал и добавил: – или неудачливого разбойника.

– Ах да, не там ли живет леди Марголотта? – поинтересовался Мокриц с невинным видом. – Но ведь придется пересекать Дичий перевал, сэр. Там очень опасно! Известны случаи, когда разбойники опрокидывали кареты, сбрасывая на них камни с утесов.

– Но туда нет иного пути, если, конечно, путешественник не готов делать очень большой крюк, как ты и сам наверняка знаешь.

– Тогда, милорд… думаю, можно будет соорудить такую штуку, как бронированный поезд, – предложил Мокриц, лихорадочно изобретая. Он с гордостью отметил, как просветлело лицо Витинари, когда патриций об этом услышал.

Его светлость повторил слова «бронированный поезд» еще пару раз, а потом спросил: