Страсть на предохранителе - Владимир Колычев

Максим кивнул, с жадностью выпил и подумал, что неплохо было бы поцеловать Юлю в ответ. Но она опередила его. Это был еще более горячий поцелуй, но такой же короткий.

Похоже было на то, что Юля не торопила события. Может, она на самом деле собиралась рассказать что-то интересное? Что ж, он готов был слушать ее хоть всю ночь напролет.

Сговорились мужики, вчера один провел ночь с падшей женщиной, сегодня другой отличился.

Павлов ничего не говорил, сидел на диване, раскинув руки и нахмурив брови, смотрел на экран выключенного телевизора. Он вроде бы осуждал себя за что-то, но при этом его губы сами по себе растягивались в блаженной улыбке. Парню явно было что вспомнить.

– Вид у тебя сегодня такой, как будто ты девственности лишился, – заявила Люба, пристально посмотрела на него и скрестила руки на груди.

Ей известно было, где пропадал Макс. Груздев спрашивал, Малахов отвечал, она все слышала. Макс ходил допрашивать любовницу Сажина, всю ночь, бедный, трудился. Пришел домой разбитый, с бодуна, спать ложиться собирался. Сегодня же воскресенье. Пусть другие работают, а он устал!

– Девственности? – Макс насмешливо хмыкнул.

Дескать, ее я утратил уже давно, но в чем-то ты, Люба, все же права.

– Девственности. Лишился. С проституткой!

– Все у тебя проститутки! – заявил Макс.

– Особенно это твоя Юля!

Максим закрыл глаза и опустил голову.

– Оставь меня, старушка, я в печали! – пробубнил он.

– Эх ты!.. Кофе будешь?

– А что я, по-твоему, делаю на твоей остановке? Жду самый вкусный кофе в мире.

– А эта чем тебя поила?

– Информацией. Она прежде всего. Но сначала надо было подобрать ключи к этой особе. Я, конечно, смог это сделать.

– Можно и без подробностей! – заявила Люба и поморщилась.

Что-то изменилось в ней, причем до неузнаваемости. Сейчас детективные детали волновали ее куда больше, чем интимные.

– Дело не в подробностях, а в ключах от квартиры. Я все ждал, что Юля расскажет мне что-то по-настоящему интересное на этот счет. Это произошло далеко не сразу. – Павлов улыбнулся своим приятным воспоминаниям.

– Макс, вернись в квартиру!

– Ну да, ключи. Кто-то взял третий экземпляр, – закрывая глаза, устало проговорил он. Это произошло уже после того, как Сажин был усыплен. – Макс широко зевнул в подставленную ладонь. – Уже ночью, когда Юля спала.

– С кем спала?

– Ни с кем, а почему. Спала она потому, что ее тоже усыпили, чтобы забрать ключи. Может, это сделала Ропотова. Или Каштанов. Он, кстати, заскакивал домой с дежурства.

– Вот как?

– Да, с заскоками мужик, – сказал Макс. – Все вчерашний день ищет.

– Зачем у Юли забрали ключи? – От умственного перенапряжения у Любы голова гудела как трансформаторная подстанция.

Она старалась удержать нить разговора, но мысли не хотели слушаться, постоянно перескакивали с одного на другое. Особенно ее возмущала Юля. Малахов – мужик взрослый, состоявшийся, а Макс еще только-только оперился. Как пить дать охмурит его эта шалава, оженит на себе.

– Ключи забрали, чтобы в квартиру к Сажину проникнуть и усыпить его. – Макс поднял руку, но ладонь находилась еще только на полпути ко рту, когда он зевнул. – Стреляли уже позже. У этих ребят было много времени. Они могли квартиру обыскать, ключи найти. Сначала вернули их, потом нашли.

– Так вернули или нашли?

– Одни вернули, а другие нашли. Юлю будить не стали, чтобы она не мешала им Малахова убивать. – Павлов стремительно засыпал.

Люба тронула его за плечо и спросила:

– А усыпить Юлю могла Ропотова?

Макс не реагировал на это, вроде бы уже заснул.

Люба собиралась повторить вопрос, но он вдруг открыл глаза, недовольно глянул на нее и пробубнил:

– Что такое?

– Кофе, спрашиваю, будешь?

– Да, – ответил он, закрыл глаза, блаженно улыбнулся и снова заснул.

Зато появился Юра. В форме, красивый, подтянутый и, главное, свежий, румяный. Любе нравилось гордиться своим мужем, хотя и не всегда получалось.

– А где Малахов? – спросил он.

– Уходить собирался, но потом сказал, что еще побудет. Опять к этой намылился.

– Думаешь принять меры? – спросил Юра и сурово сверкнул комиссарским взглядом.

– А то как же! Ведьмы проклятые, совсем мужиков извели! Работать кто будет? Кто такая Ропотова, ты знаешь?

– У меня все под контролем.

– А Каштанов?

– Выпустили Каштанова. Малахов распорядился. Под свою ответственность. Как бы он снова на Антонова не бросился!

– Вот и я говорю, что Антоновым нужно заняться. И Ропотовой.

– Когда?

– Да прямо сейчас. Начнем с больницы!

– С психиатрической?

Люба нахмурилась, озадаченно глядя на мужа. То ли в нем вдруг прорезалось чувство юмора, то ли он вдруг решил, что жена сошла с ума. Но в любом случае они едут в больницу. Пусть только Юра попробует возразить!

Память вернулась, но сознание не прояснилось, то свет там, то потемки, непонятно, где сон, а где явь. Но Эдик точно существовал в реальности. Дарья слышала его голос в осязаемой точке пересечения прошлого и будущего.

– Ничего не бойся, никому ничего не говори, – прошептал он, крепко взяв ее за руку.

Дарья лежала на кровати. В голове вязкая тяжелая вата, боль, приглушенная анальгетиками, в теле слабость, ноги непослушные, как будто чужие. Ей очень плохо, но так хочется подняться и уйти с Эдиком. Она ведь все ради него сделает, и он ее любит. Жаль, что ей не удалось уехать с ним.

Дарья едва заметно качнула головой. Ну, конечно же, она никому ничего не скажет. Эдик дал ей подсказку, она ею воспользовалась и теперь ничего не помнила. Ее уже пытались допрашивать, но бесполезно. Она смогла убедить всех в немощности своего сознания. Никто не сможет заставить ее сказать правду.

– Ты поправишься, обязательно встанешь на ноги. За деньги не переживай, они у нас будут. Много!

Дарья вопросительно глянула на Эдика. Деньги она у Антонова занимала, в этом нет ничего противозаконного. Их нашли, со временем вернут ей. Так что с деньгами все в порядке. Им будет на что начать новую жизнь.

– Я завтра уеду, меня здесь уже не будет, но ты знаешь место, где я тебя найду. Как только поправишься, езжай туда, я обязательно тебя заберу. Все будет хорошо. Я очень тебя люблю.

Дарья расплакалась, слушая Эдика. Ей казалось, что он тоже вот-вот пустит слезу. Она любила его, верила ему и скорее наложит на себя руки, чем предаст.