Русское стаккато - британской матери - Дмитрий Липскеров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И повернулась.
Колька зажмурился, настолько она была рыжей — прямо выплеснула свой рыжий цвет ему в лицо.
— Дрейфишь?
— Я?! — он сделал на лице пренебрежение.
— Дрейфишь! — поставила точный диагноз Надька. — Ну, иди сюда, у меня времени мало, завтра зачет!..
И он пошел на ватных ногах, с горем в груди и солнцем в глазах. А она тем временем сняла через голову платье, аккуратно сложила его и повесила на трубу.
Надька была плоская, как фанера, чуть сутулая, а оттого с выпяченным животом. Она стояла и зевала, почесывая рыжий бок. А он смотрел на это чудо, к которому не хотел быть причастным, и пытался представить на месте Надьки Женьку, но ничего не выходило.
— Трусы снимать? — спросила Надька, засунув в рот кусок белой булки.
— Снимать, — ответил Колька автоматически. Теперь на него полыхнуло из-под живота солнцем.
Ослепило глаза.
«Можно ли быть такой рыжей? — подумал он, и сам себе ответил: — Можно».
А у очень рыжих всегда ноги красноватые… Надька, как будто невзначай, повернулась спиной, заманивая пацана, и Колька направился в ее сторону, дабы убедиться, что на ее ж…, как говорили, веснушки растут. Он почти уткнулся в Надькины мослы, когда она вновь повернулась, проехавшись по его носу огненно-рыжими кудрями.
И тут Кольку проняло. Будто сто мужиков в нем проснулось. Хватанул Надьку за бедра, развернул к себе позвонками, перегнул и влетел в ее нутро, словно крот в нору. Глаза его закатились, он побледнел и все приговаривал:
— Женька!..
— Надя я! — вскрикивала рыжая. — Ой!
— Женечка!!!
— Да Надька я!.. Мамочки!!!
А он все повторял имя возлюбленной, но Надьке было уже наплевать, потому что она что-то почувствовала, доселе не чувствованное, и старалась прочувствовать это до конца.
— Женька!!! — заорал в последний раз Колька.
Надька с перекошенным от возбуждения лицом сорвалась, как рыба с крючка, от этого крика — и со всего маха лбом о трубу. Словно колокол зазвонил. Боли она не ощутила, просто терла шишку и говорила Кольке:
— Ну, ты даешь! Мал золотник… — и все такое.
А Колька натянул штаны, сказал «спасибо» и направился к чердачной двери.
— Куда же ты?
— Надо, — грубо ответил он.
— Давай еще раз!
— Да пошла ты!
Спускаясь по лестнице, он услышал, что Надька разрыдалась. Ему было глубоко на это наплевать. Находясь в собственном горе, он не мог сочувствовать другим… Колька сбегал через две ступеньки и ловил себя на мысли, что в душе сделалось гораздо легче и что вовсе незачем было из-за Женьки совать голову в муравейник.
А она, предмет его страсти, все с той же книжкой про фрезу под мышкой, ждала у подъезда и, когда он выскочил, с интересом спросила:
— Ну как?
— Нормалек, — ответил Колька, не останавливаясь.
Пробежал метров двести и почувствовал усталость, ударившую по ногам. Сел под грибок отдохнуть.
А потом увидел, как из подъезда вываливается Надька с блаженной улыбкой на лице и пшеничным полем на голове, будто после урагана.
Она о чем-то говорила Женьке, а та все оглядывалась, отыскивая взглядом Кольку под грибком.
Он сидел и с интересом наблюдал за пертурбациями в своей душе. Любовь к Женьке, словно вода из лопнувшей трубы, со страшной силой утекала.
Он вдруг понял, что вспоминает Надьку и ее рыжую ж… «Надо было остаться еще на раз», — подумал он с сожалением.
А потом Женька направилась в его сторону. А он встал и пошел от нее…
Шагая навстречу летнему ветру, подставляя щеки небесному светилу, он вдруг ощутил во всех членах своих необыкновенную легкость. И что самое главное, душа его расправилась, как наполненный воздухом шарик, и казалось, он взлетит вот-вот, только оттолкнется получше.
Колька улыбался во весь рот, показывая всему миру проход к душе его, белые зубы и нацелованные губы.
Женька отстала, и теперь он знал, что ей не догнать его никогда. И было ему в совершенстве наплевать, что она пользуется фрезой Сашки Загоруйко, которому в армию идти, в Морфлот…
Они встречались с Надькой на чердаке почти каждый день, и всегда, когда дело кончалось, Кольке думалось, что это уж точно последний раз, что более никогда он не прикоснется к красноватым ногам и рыжей заднице. К тому же пацаны жаловались, что Надька перестала быть честной давалкой и манкирует свои женские обязанности. Но проходила ночь, Колькины подростковые резервуары наполнялись свежестью, которую было необходимо кому-то отдать. А была только Надька!..
* * *
Через месяц во дворе построили футбольно-хоккейную коробочку, и районный отдел образования ее торжественно открыл.
Пацаны, пока лето, стали гонять в футбол. Рубились с соседским двором не на жизнь, а на смерть. Переломали столько рук, что Склифу план выполняли на двести. После играли даже загипсованные, так важна была честь двора.
Про Надьку забыли, так как на войне баба лишь помеха, а тем временем в футбол уже играли не за совесть, а сначала на недельные, потом на месячные обеды. Сумма выходила приличная. До дырок ли время!
А Кольке получалось не до всеобщего пацанского дела. Они с Надькой с чердака за футбольными ристалищами наблюдали. Да и то после того, как в кровь оба истирались…
Уже мужики с окрестных дворов сходились, ставки делали на победителя, здесь же и выпивали выигранное.
Созерцая с чердака футбольные схватки, Колька чем-то мучился, сам не сознавая чем. Может быть, из-за того, что пацаны его двора чаще проигрывали, чем выигрывали?..
Надька любила подростка Писарева уже не по-девчачьи, а по-женски, про себя рассчитывая, что они тоже вскоре решат пожениться, как Женька с Сашкой.
— Это кто? — интересовалась Надька, стирая со щеки голубиный помет и показывая на долговязого пацана, все время мазавшего со штрафных.
— Кипа! — отвечал Колька грубо. — Не знаешь, что ли?
— Отсюда не видать!
— А этот в кепке кто?
— Вратарь!
— Кишкин? — удивлялась Надька. — Ему только блох ловить!
— А тебе кой-чего другого ловить!
— Фу!
Вечером, поедая бабкину жареную картошку с котлетами, Колька прослушал по радио песню про Стеньку Разина. Особенно запали в сердце слова: «…нас на бабу променял»!
Доел Колька картошку и, лежа на диване, все повторял:
— И за борт ее бросает в набежавшую волну!
Он на мгновение представил, как Надька летит с крыши, бац об асфальт… Получалось жестоко!..