Гоморра - Роберто Савьяно

Джельсомина Верде, местные называли ее Миной. Так ее называют и в газетах, становясь удивительно ласковыми от запоздалого чувства вины. Ее легко могли причислить к участникам междоусобной войны, а если бы она осталась жива, то продолжали бы считать девушкой каморриста, одной из многих, идущих на это ради денег или чувства собственной значимости, от связи с мафиозо. Очередная «синьора», пользующаяся богатством мужа-преступника. Но Сарацин — как прозвали Дженнаро Ноттурно — только начинал свою карьеру. Если он дорастет до куратора, контролирующего сбытчиков, то станет получать одну-две тысячи евро. Но это долгий путь. 2500 евро — такова, видимо, компенсация за убийство. А если полиция уже рядом и надо сматывать удочки, то клан оплачивает тебе месяц пребывания на севере Италии или за границей. Наверняка он тоже мечтал стать боссом, держать в руках половину Неаполя и охватить инвестициями всю Европу.

Если я отвлекусь немного и переведу дыхание, то без труда смогу представить себе их встречу, даже не зная лиц. Скорее всего, познакомились они в обычном баре, в одном из этих чертовых южноитальянских баров на окраине, вокруг которого крутится водоворотом жизнь и подростков, и девяностолетних стариков, страдающих всевозможными катарами. Или же они столкнулись на дискотеке. Прогулка по пьяцца Плебишито, поцелуй перед возвращением домой. Затем следуют проведенные вместе субботы, пицца с друзьями, запертая на ключ дверь после воскресного обеда, когда остальные спят, отяжелев от еды. И так далее. Как бывает всегда и, к счастью, со всеми. Потом Дженнаро входит в Систему. Наверное, уговорил какого-нибудь друга-мафиозо свести его с нужными людьми и стал работать на Ди Лауро. Думаю, Джельсомина, узнав об этом, попыталась подыскать ему другое занятие — здесь девушкам нередко приходится волноваться за своих женихов. Потом она, возможно, выбросила тревожные мысли из головы. В конце концов, такая же работа, как и другие. Водить машину, перевозить какие-то свертки. Начинают с малого. С пустяков. Но они дают тебе возможность жить, работать и даже испытывать иногда удовлетворение от мысли, что ты самореализовался, что тебя уважают и ценят. Потом между ними все кончилось.

Тем не менее нескольких месяцев было достаточно. Достаточно, чтобы связать Джельсомину с Дженнаро. «Пометить» ее как человека, имеющего к нему отношение. Несмотря на то что их роман прекратился, возможно, так по-настоящему и не начавшись. Неважно. Это все только догадки и предположения. Значение имеет лишь то, что девушку пытали и убили после того, как несколько месяцев назад ее увидели в Неаполе, где она кого-то обнимала и целовала. Мне это кажется невероятным. Джельсомина, как и все здесь, работала за троих. Молодым девушкам и женам часто приходится в одиночку содержать семью, потому что очень многие мужчины годами страдают от депрессий. И у секондильянцев, и у жителей стран третьего мира тоже есть нервы. Многолетнее отсутствие работы накладывает на тебя неизгладимый отпечаток, а когда начальство обращается с тобой как с дерьмом и нет ни контракта, ни уважения, ни денег, то это убивает. Ты или становишься животным, или оказываешься на краю пропасти. Джельсомина вкалывала, как и все остальные, на нескольких работах, чтобы достаточно заработать и отдать половину денег семье. Она была еще и волонтером — помогала старикам, за то газеты наперебой расхваливали ее на все лады. По соседству с репортажами о Мине Верде как-то появилось интервью с женой Раффаэле Кутало. Сама непорочность, она уверяет, что каморра — настоящая каморра, каморра ее мужа — никогда не убивала женщин. Не позволяла строгая этика, которой придерживались не чуждые порядочности мафиози. Наверно, стоило ей напомнить случай из восьмидесятых годов, когда Кутоло велел выстрелить в лицо дочери магистрата[23]Ламберта, совсем малышке, на глазах у отца. Но газетчики прислушиваются к синьоре, доверяют ей и ее авторитету и надеются, что каморра станет такой, как раньше. Прежняя каморра всегда лучше настоящей или будущей.

Любовные связи или дружеские отношения на войне поддерживать нельзя — они могут обернуться против тебя. Душевные переживания, обуревающие юных членов мафии, можно проследить по перехваченным телефонным разговорам, например, между Франческо Венозой и Анной, его девушкой. Эта запись фигурировала в постановлении об аресте, вынесенном прокуратурой Неаполя в феврале 2006 года. Франческо собирается укрыться в Лацио и предупреждает смс-сообщением своего брата Джованни, чтобы тот не смел ехать навстречу, иначе его могут выследить: «Привет брат, что бы ни случилось пжлста оставайся на месте, ок? Лю».

Во время последнего звонка перед сменой номера Франческо объясняет своей девушке, что ему надо уехать отсюда и что не так просто быть частью Системы:

— Мне уже восемнадцать лет… это не шутки… они выбрасывают тебя… они убивают, Анна!

Но Анна упрямая, она хочет пройти конкурсный отбор и стать сержантом карабинеров, изменить свою жизнь и заставить Франческо изменить свою. Он искренне рад стремлению Анны вступить в ряды карабинеров, но себя чувствует слишком старым для изменений.

Франческо: «Я очень рад за тебя… но у меня другая жизнь… И я не буду ничего менять».

Анна: «Правильно, молодец, очень рада это слышать… Так держать! Ну, что еще скажешь?»

Франческо: «Анна… Анна, зачем ты так?..»

Анна: «Тебе только восемнадцать, ты можешь изменить все что угодно… Почему ты опускаешь руки? Я не могу этого понять…»

Франческо: «Я ничего не стану менять в своей жизни, ни за что на свете».

Анна: «Ну конечно, потому что тебе и так хорошо».

Франческо: «Нет, Анна, не хорошо, но на данный момент всё немного успокоилось… мы должны вернуть утраченное уважение… Люди не решались смотреть нам в лицо, когда мы проходили по району… теперь же они поднимают голову».

Франческо, примкнувшего к «испанцам», больше всего возмущает отсутствие пиетета по отношению к власти. Люди перевидали столько смертей, что смотрят на него как на члена шайки негодяев-киллеров и несостоявшихся каморристов. Это недопустимо, оставлять безнаказанными такие вещи нельзя, пусть и ценой человеческой жизни. Девушка пытается его образумить, убедить, что еще рано чувствовать себя обреченным.

Анна: «Не надо опускаться на дно, ты ведь еще можешь жить…»

Франческо: «Нет, я не хочу ничего менять в своей жизни…»

В глубине души юный «раскольник» очень боится, что Ди Лауро могут нанести вред его возлюбленной, но стремится убедить и ее, и себя: никто не тронет Анну, так как у Франческо было много девушек. Затем в лучших традициях подростковой романтики признается, что сейчас она для него единственная…

— В конце концов, в этом районе у меня было тридцать женщин… но в глубине души я чувствую, мне нужна лишь ты…

Анна, как девчонка, которой она, впрочем, и является, тотчас забывает о грозящей ей опасности и думает о последних словах Франческо.

Анна: «Хотелось бы верить».