Гибель Армады - Виктория Балашова

Антонио задумался. Вся картина как-то плохо складывалась в его голове. Неужели враг прячется среди них? Неужели возможно так вот запросто перекидывать через борт корабля шпионские сообщения? Хотелось прокрасться в каюту де Вилара и распороть ему брюхо. Закончить дело деда Фредерико.

— Планируешь кровавую месть? — прочитал его мысли де Лейва. — Нет, не все так очевидно. Выследить шпиона мы сможем только с помощью графа и его слуги.

— К тому времени он передаст все важные сведения англичанам, — насупился Антонио.

— Не передаст. Де Вилар попадает лишь на те совещания, на которые его допускают. Он получает лишь те сведения, которые ему передают. То что мы не нападем на Плимут и корабли Дрейка, стало бы ясно уже завтра. Мы просто-напросто прошли бы мимо. Открыть какие-то сведения порой бывает не очень опасно. Медина-Сидония так настаивал на мирном проходе через Ла-Манш, что, кажется, он весь свет об этом предупредил.

— Неужели распоряжения короля однозначны? Если можно неожиданно напасть на врага, нужно нападать, — продолжал недоумевать Антонио.

— Боюсь, распоряжения короля совсем не так однозначны, — де Лейва снова посмотрел на карту, — я тоже веду с Филиппом переписку. Но пока полномочия в руках герцога, он волен принимать решения и отдавать приказы. Письма идут к королю не так быстро, как хотелось бы. Обратно они идут с такой же скоростью. Не исключено, что назавтра король прикажет герцогу наступать. Да только время упущено! Мы проскочим Плимут!

Из каюты дона Алонсо Антонио вышел в полном смятении. Оставалось одно — продолжать следить за де Виларом. Вглядываться в горизонт тоже не мешало…

30 июля 1588 года Тилбери

К солдатам она выехала на лошади. Поверх платья Елизавета надела доспех, который подчеркивал ее хрупкую фигуру. На голове красовался золотой шлем. Руки были обтянуты перчатками. Одну руку она подняла в приветствии, в другой держала жезл. Сбоку вдоль юбки висела шпага. Белый, кружевной воротник, выглядывавший из-под доспеха, обрамлял шею. Возле королевы стояли ее приближенные и ее личное, малочисленное войско.

Перед Елизаветой простиралось поле, заполненное людьми. Прямо за ним начинался пролив. В воде отражалось голубое небо, по которому изредка пробегали серые тучки. Вдали белели паруса кораблей, охранявших устье Темзы.

Солдаты, собравшиеся на поле, громкими криками приветствовали свою королеву. От шума закладывало уши, но Елизавета такой шум любила. Полностью она осознавала свою власть только в подобные моменты. Повсюду реяли флаги, развевавшиеся на ветру.

Тем, кто стоял близко, удавалось разглядеть Елизавету как следует. Но и те, кто находился в задних рядах, считали за честь присутствовать при этом великом событии. Они вытягивали шеи, пытаясь увидеть королеву, и готовы были защищать ее до последней капли крови.

Доспех и шлем блестели на солнце, и казалось, от Елизаветы исходит сияние. Никто не замечал постаревшего лица не очень красивой, пожилой женщины. Издалека она производила впечатление богини, сошедшей с небес, поприветствовать свой народ. Когда королева начала говорить, ее голос услышали лишь стоявшие неподалеку. Но каждый солдат твердо верил в то, что слышал каждое слово, обращенное к нему.

— Мой любимый народ! — начала Елизавета вдохновенно, и на поле установилась звенящая тишина. — Те, кто заботится о нашей безопасности, пытались нас убедить опасаться предательства, представая перед многочисленным войском. Но я хочу вас заверить, я не желаю жить в недоверии к моему верному и любимому народу. Пусть боятся тираны. Я же всегда вела себя так, что по благословению Господа нашего, отдала всю свою силу и безопасность верным сердцам и доброй воле моих подданных. Как видите, вот я здесь, среди вас, в этот момент, не для отдыха и развлечений, а приняв решение находиться посреди жаркой битвы, жить и умереть с вами, погибнуть ради Господа и за мое королевство и за мой народ, за мою честь и кровь, пусть даже в грязи. Я знаю, что у меня тело слабой и немощной женщины, но у меня сердце и желудок короля, короля Англии. И если герцог Пармский, или испанский король, или любой другой европейский государь с грубым пренебрежением посмеет напасть на границы моего государства, я сама возьму в руки оружие, я сама стану вашим генералом, вашим судьей. Я награжу каждого из вас за победы на поле брани. Я знаю, уже сейчас за свои порывы вы заслужили награды. Даю наше королевское слово, они будут вам выданы. Пока мой генерал, самый достойный и знатный подданный из всех, будет меня заменять на поле брани. Я не сомневаюсь, что вы будете подчиняться моему генералу, что в войске будет царить согласие, а на поле боя — мужество и отвага. И тогда в скором времени мы одержим великую победу над врагами Господа нашего, нашего королевства и нашего народа.

Королева закончила речь. Солдаты выдохнули и снова по полю прокатились крики воодушевленных воинов. Елизавета свое дело сделала. Она опустила руку, взялась за поводья и медленно поехала прочь. От войска королева не отворачивалась, продолжая смотреть на солдат. Приближенные вели лошадь в нужном направлении. Елизавета уверенно держалась в седле. Ее гордая осанка вызывала восхищение подданных. Люди были уверены: если надо, королева действительно выйдет на поле брани с мечом в руках. Усомниться в этом не мог никто.

В тот же день Елизавета вернулась в Лондон. Весь путь от Тилбери до столицы она приветствовала людей, выходивших на улицы. Королева видела, народ настроен решительно. Если испанцам удастся высадиться в Англии, их будет ждать неласковый прием.

— Ты довольна? Осуществила задуманное? — Дадли встречал Елизавету во дворце.

— Да, — она кивнула, — теперь Филипп может отправлять Армаду в пролив. Я уверена, далеко она не пройдет.

— Нет сомнений, — согласился Роберт, — даже если бы ты не поехала в Тилбери, твой народ тебя сумел бы защитить.

— Ты не понимаешь, — Елизавета улыбнулась, — это неудивительно. Ты не король, поэтому не всегда понимаешь мои поступки. Людей надо воодушевить и показать, что я готова сражаться с ними вместе.

Ватикан

Его святейшество папа Сикст Пятый сидел в задумчивости. Новости, приходившие из Испании, полностью противоречили тому, что доносили из Англии. Испанцы пытались убедить Европу в могуществе Армады, которая идет к победе, сметая все на своем пути. Филипп писал письма, напоминая о данном папой обещании выдать все-таки деньги. Сикст Пятый об обещании помнил, но большого желания его выполнять не имел. Поэтому новости из Англии нравились ему больше. Странно, но, несмотря на ее вероисповедание, он испытывал непонятную симпатию по отношению к королеве Елизавете.

— Итак, что же получается? — задал вопрос вслух папа. — С одной стороны, слухи о невиданном флоте, несметном количестве кораблей, которые якобы вошли в Ла-Манш и успели сокрушить большую часть английского флота. Филипп пишет, что высадка на берег представляется делом считанных часов, — Феличе Перетти вновь подумал о деньгах. Он обещал их выдать тогда, когда нога первого испанского солдата коснется английской земли, — хм, но нога, по-моему, пока не коснулась, — усмехнулся он, — подождем. А заодно и проверим информацию, поступающую из Англии. Ведь, с другой стороны, зачем моим шпионам врать? Филиппу выгодно ввести нас в заблуждение. А вот у шпионов важной причины для этого нет.