Адмирал галактической империи - Михаил Михеев

– И что мне с вами теперь делать? Вам что, сложно было сначала определить, кто перед вами, а потом уже стрелять? Параноики… Четырнадцать крейсеров – не за понюх табаку! Какой идиот решил атаковать? Сколько народу погибло на вашей эскадре?

Вряд ли эти обвинения можно было назвать абсолютно справедливыми – Ковалёв ничуть не сомневался, что и сам на их месте вряд ли поступил бы более разумно, страх – великая вещь, однако всё же доля правды в его словах была. Во всяком случае, и люди, и венты смущённо молчали. Наконец один из мужчин, худой и бородатый, по имени Пран, хмуро ответил:

– Я командовал той эскадрой…

Чувствовалось, что ему не очень приятно говорить. Он морщил лоб, а густая чёрная борода, закрывающая практически всё лицо, не могла замаскировать недовольство.

– Сколько народу потеряли?

– Семьсот человек.

Ковалёв присвистнул. Четырнадцать крейсеров, по пятьдесят человек в экипаже, – это серьёзные потери для небольшой заштатной планеты. Более чем серьёзные, даже с учётом её немаленького флота. И всё же адмирал не удержался от некорректного вопроса:

– Людей или вентов?

– Людей, – внезапно то ли сказал, то ли пролаял один из вентов, самый крупный, не поймёшь – с белесой или седой мордой. – Все мы – люди.

И остальные сидящие за столом, и люди, и венты, синхронно кивнули, соглашаясь с ним.

«Опа, – подумал Ковалёв. – А тут ведь всё куда сложнее и интереснее, чем кажется. Похоже, эти две расы настолько переплелись между собой, что разделение на людей и вентов просто исчезло, остался один народ. Я не помню подобного в истории империи. Пожалуй, многое в будущем придётся пересмотреть». Вслух же сказал:

– Ну, люди так люди. Так почему вы полезли в драку, не разобравшись, с кем имеете дело? И зачем вообще полезли? Оставался неплохой шанс, что вас попросту не смогут обнаружить, а так вы полностью себя раскрыли, да ещё и атаковали совершенно бездарно, с невыгодной для себя позиции.

– Во-первых, мы привыкли подозревать любые корабли, которые входят в систему, во враждебных намерениях. В особенности боевые корабли, вне зависимости от их принадлежности. У нас был определённый опыт общения с пришельцами, пусть и принадлежащими к нашей расе.

М-да, трудно спорить – действительно, опыт был, и опыт печальный, достаточно вспомнить разрушенную имперскую базу.

– А во-вторых, – вновь пролаял вент, – мы не собирались атаковать. Пока ваши корабли не обнаружили бы нас, мы вообще не собирались дёргаться. Вы правы, наши города невелики и расположены так, что обнаружить их с орбиты не так-то просто, поэтому шанс, что нас не засекут, был. Мы очень сожалеем. Всё решил случай.

– Ну-ка с этого момента поподробнее.

– Когда засекли ваши корабли, крейсера приготовились к перехвату. Они должны были атаковать только по приказу, но у одного из молодых капитанов не выдержали нервы. Он атаковал, а остальные… Видите ли, у нас не принято бросать своих, даже если это приведёт к твоей собственной гибели.

– Ясно. Дать бы ему по заднице как следует.

– Это невозможно. Он… Мой сын погиб, когда эскадра встретилась с вашим линкором.

– Соболезную… – Ковалёв опустил глаза. Вот ведь как, и не виноват вроде бы мальчишка, сам нарвался, а в глаза седому венту смотреть стыдно. Хотя чего стыдиться, не мы их – так они нас в том бою бы покрошили… И всё равно как-то не по себе.

Вент, видимо, понял адмирала без слов – наклонил лобастую голову и вздохнул:

– Видят боги, я не виню вас. Щенки всегда нетерпеливы и уверены, что лучше всех знают ответы на вопросы. Он заплатил за свою ошибку достаточно высокую цену.

– Самую высокую, – кивнул Ковалёв.

– Нет. Самая высокая – это смерть твоих близких, твоего народа, твоей планеты. Твоя же жизнь принадлежит только тебе, и ты имеешь право выбирать, когда и как умереть.

Видя, как вновь синхронно склонили головы сидящие, Ковалёв прикрыл глаза. «Однако интересно. Философия воинов, защитников… Нет, уничтожать этот народ нельзя ни в коем случае. Если найдём общий язык – лучшего союзника не придумать, если нет – кто знает, может, именно они придут нам на смену. Право, это не самое худшее, что можно ожидать».

– Всё равно примите соболезнования. Я считаю наш конфликт исчерпанным. С вашего разрешения, я вас покину. Если вы захотите продолжить разговор – жду вас завтра на борту моего флагмана. Если нет – через ваши планетарные сутки моя эскадра покинет систему. Честь имею.

– Погодите, – остановила его та женщина, которая, похоже, была здесь главной. – Скажите… Вы действительно обладаете достаточными полномочиями для принятия решений относительно нас?

– Я обладаю достаточными полномочиями для принятия решения в отношении любого существа и любой планеты в пределах досягаемости, – очень спокойно ответил Ковалёв. – А что?

– Мы будем у вас ровно через половину планетарных суток.

– Жду, – улыбнулся адмирал.

На сей раз не было того то ли почётного караула, то ли конвоя. Ковалёва провожал только один человек – видимо, для того, чтобы адмирал не заблудился в мрачноватой громаде броненосца. Местные, судя по всему, были абсолютно безразличны как к роскоши, так и ко всевозможным церемониалам, поэтому не считали необходимым ни зря щёлкать каблуками, ни заниматься лишним украшательством. Их корабли, насколько мог судить Ковалёв, были максимально утилитарны. Это, конечно, создавало некоторую дополнительную психологическую нагрузку на членов экипажа, но, когда корабли базируются в системе и никуда в общем-то от неё не удаляются, подобное не влияет на людей сколь-либо заметно. Да и то сказать, когда люди не зацикливаются на своём здоровье, они часто намного меньше болеют, в том числе и психически. Похоже, сейчас был как раз такой случай. Эта догадка подтверждалась и тем, что немногочисленные люди и венты, попадавшиеся им на пути, не обращали на вражеского (а о результатах встречи на высшем уровне они пока ещё не знали) адмирала никакого внимания. Их, очевидно, мало волновал тот простой факт, что в любой момент может начаться мясорубка, в которой их шансы на выживание не столь уж и велики. Нельзя сказать, что они не боялись смерти, из разговора Ковалёв понял, что чувство страха им совсем не чуждо, просто собственная жизнь стояла у них далеко не на первом месте.

На следующий день представители Зеты прибыли с ответным визитом с завидной пунктуальностью, правда, в урезанном составе – та самая женщина, которую звали, как оказалось, Кантен Ларса («можно просто Ларса, ваше превосходительство»), и седой вент с длинным и труднопроизносимым именем. Судя по всему, местным такое положение дел заметных неудобств не доставляло, привыкли, а вент сказал, что допустимо называть его Ареном, что было крайне упрощённой транскрипцией. Ковалёв лишь кивнул, да и его товарищи (на сей раз собралась весьма представительная делегация в лице Дайяны, Шурманова, Шерра и Сотникова) восприняли это как должное.