Как убивали Бандеру - Михаил Любимов

Ночью тихо шагал по кунцевской даче, размышлял. На каждом углу охранник, черт побери! Глядишь, и пульнет в спину ненароком. Или спереди голову снесет. В саду тоже что-то шевелится, то ли коты, то ли убийцы. Охрану бериевскую разогнать, ездят шаблонными маршрутами, мозгов не хватает, останавливаются в людных местах, плохое дежурство на трассе, нет сотрудников на крышах. Перешел в соседнюю комнату к столу, выпил стаканчик нарзана и… потерял сознание. Очнулся от холода, понял, что лежит в луже мочи, хотел позвать, но ничего не получилось. Наконец, захлопотали охранники – хватились, дураки! – зажужжали, перенесли на диван, позвонили Игнатьеву, тот наложил в штаны, переадресовал Берия. Что же произошло? Отравили, но кто? когда? Неужели отравили? Посмели отравить? Ждал долго, наконец появились соратнички: перепуганный до смерти Маленков, хитрожопый лапотник Никита и сам Берия, предводитель всей компашки, глаза смотрят холодно и злобно. Вскричал: «Что мешаете отдыхать товарищу Сталину?!» Ничего себе – отдыхать! Распек охрану – и все отбыли досыпать, а его, Вождя, оставили умирать. Ничего, выживу, кавказцы – долгожители, думал он, а когда поднимусь, они у меня запляшут, шуты гороховые! Они еще повоют под жуткими пытками, живых крыс запущу им в кишки, они еще захрипят и забьются в муках, они еще покачаются в петлях на виселице, как главари рейха, как подонки Власов и Краснов! Докторов и в помине не было, лежал, и являлось ему в тумане разное. Всплыл телохранитель Карл Паукер, венгерский коминтерновец, в прошлом брадобрей и артист оперетты, как он умело шил сапоги, надставляя каблуки, чтобы вождь был выше! Вспомнил, как талантливо во время застолья изображал Карл Гришку Зиновьева перед расстрелом: двое охранников его держали, а он ползал в ногах, рыдал, лизал сапоги, просил пощады, ярко играл Карлушка, а еще лучше он брил его ежедневно, жаль, что его пришлось расстрелять. Тогда было смешно, а сейчас затошнило. «Рвота с кровью», – это доктор, появились наконец суки. «Надо обследовать на яд», – сказал врач. Все в дымке и где-то далеко-далеко из перешептываний понял, что уже состоялся пленум и его сняли со всех постов, хватило ума оставить хоть в членах ЦК. Вдруг вспомнил мальчишку в Сочи: «Как тебя зовут, сынок?» – «Валька!» – «А меня Оська рябой». Ха-ха. Катя Ворошилова просила врачей, чтобы не говорили мужу о ее заболевании раком. Любил ли его кто-нибудь так же? Промелькнула вся в черном мать, всегда жалевшая, что он не стал священником. А вот и любимая жена Надя, хохочущая, бросающая в него хлебными шариками в ответ, а потом – из «вальтера» себе в висок. Вот и дочурка Светка, Светка – хозяюшка, своенравная, умная, и Васька непокорный – загубят эти сволочи его, загубят! И снова Ильич, полный энергии, как тогда, за кружкой пива в Лондоне, а не такой, как в Горках, измученный болезнью. Нет, он не умрет. Не умрет! Не умрет!

А дальше – тишина.

Октябрь 1964 года, седоватые здания старого Лондона, конечно же, графство Кент. Британская столица еще купалась в своем имперском величии, оставался нетронутым гордый Сити, туда еще не воткнули новые кварталы с театром Барбикэн, не воздвигли, безумцы, колесо обозрения London Eye почти рядом с могучим Биг-Беном (под стать нашим колесам в парке культуры и на ВДНХ), не перекинули в крематорий галерею «Модерн Тейт» и не усеяли город безвкусными стеклянными небоскребками. Еще встречались кебы с кучерами, из которых вытряхивались почтенные джентльмены в цилиндрах, серые клерки носили мышиного цвета котелки, в ресторанах типа знаменитого «Рица» служили отставные королевские гвардейцы (ныне там суетливые итальянцы), и невиданной редкостью было увидеть за столиком чернокожего с сигарой, пальцем подзывающего к себе бледнолицего официанта.

В этом загадочном городе, пропитанном дымом каминов и трубочного табака, овеянном добрым элем и вересковым Джоном Ячменное Зерно, я уже четвертый год трудился на благородной ниве разведки под личиной второго секретаря советского посольства. И грянул День! В суровую тягомотину будней ворвалась киноделегация во главе с кинематографическим начальником и великолепным режиссером Львом Кулиджановым в сопровождении двух кинозвезд – Нины Меньшиковой и Натальи Фатеевой. Лев Александрович, осанистый и благородный, оказался таким же фронтовиком, как и мой друг, советник по культуре Всеволод Софинский, так что вклиниться в делегацию было несложно. Церемония знакомства, обмен любезностями и прочее цирлих-манирлих, небольшой прием, мы предлагаем очаровательным актрисам осмотреть город – и через некоторое время мы уже в самом злачном заведении столицы Cafe de Paris, почти рядом со знаменитой Пикадилли. Ребята мы были шустрые и размашистые, на столике появились французское шампанское, а также бутылка шотландского виски с измерительными рисочками (цены на спиртное зашкаливали, как во всех подобных кабаках). На сцене дрыгали ножками, мой друг по русской привычке непрерывно подливал виски, не замечая буржуазных рисочек (англичане обычно не позволяли более 1–2 рисочек, мы же ухнули целую бутылку). Я временами посматривал на Наташу и даже что-то плел для поддержания общего счастья, но вдруг почувствовал, что таинственные флюиды сначала пощипывали, потом начали покалывать, и к концу ужина уже застряли в горящем сердце. Это было ново, такого в жизни еще не наблюдалось. Беседовали о разном – от Бисмарка до насморка, – к концу трапезы принесли счет, равный одной месячной зарплате, но я расплатился так небрежно, словно шиковал в этом заведении чуть ли не каждый день. Писать о красоте Натальи Фатеевой стыдно, это уже говорили и писали тысячи. Что это было? Обаяние, ведьмины чары? В любом случае капкан захлопнулся, моя бедная голова атрофировалась, и на следующий день мы уже метались на моей юркой «Форд» – газели по графству Кент (в него входит большая часть Лондона), благо жена уехала в Москву, отпустив козла в огороды. Сначала надлежало потрясти Наташу чудом архитектуры Кристофера Рена, собором Святого Павла, затрапезными улочками, где бродили Диккенс и Джек Потрошитель, ухоженными аллеями Гайд-парка, по которым скакали элегантные принцессы и герцогини, и ослепительным бурлеском Риджент-стрит и Пикадилли… Позднее я сложил свои страстные стансы:

Да, именно туда, в гавайский ресторан «Бичкомер» в аристократическом районе Мэйфер вело нас, очарованных странников, провидение. Ресторан действительно потрясал своей необычностью: в вестибюле располагался мини-зоопарк, там среди лиан чирикали райские птички, ворчали тигрята, важно извивался удав и барахтались в прудике крокодилы. И разноцветные, подобно китайским фонарикам, симпатичные попугаи вокруг! Ну как тут без омара? Помните у Николая Гумилева? «Дело важное нам тут есть, / Без него целый день был пуст – / На террасе отеля сесть / И спросить печеный лангуст!»