Букет кактусов - Лариса Уварова

– Ладно, если ты считаешь...

Он перебил:

– Да, еще, Шурик: ради Бога, ни к чему больше не прикасайся, особенно в ванной! Ни к чему! Там кафель, металл... На них остаются особенно четкие отпечатки. Быстро открой оба крана и уходи незамеченной. Можно – крышами. Вопросы есть, миледи?

Это был прежний Борька Жемчужников, ее Борька! Саше даже хватило духу ответить ему в его же манере.

– Вопросов нет, поручик. Будет исполнено!

– Вот и класс. Целую, Шурик! До встречи... когда все это кончится!

В трубке раздался щелчок, его сменили короткие гудки.

Прежде чем положить ее на рычаг, Александра все же тщательно протерла весь аппарат своим носовым платком, который лежал в нагрудном кармане рубашки и потому остался относительно сухим. Она замешкалась на мгновение, борясь с искушением нарушить Борькины распоряжения и поступить так, как подобает отличнице, спортсменке и комсомолке: то есть не спасаться бегством, а лицом к лицу встретить свою судьбу – судьбу главного свидетеля по делу. Потом она прерывисто вздохнула и, не глядя на мертвое тело в ванне, решительно открыла краны...

Борька, конечно, прав: так будет лучше. Какое там еще «дело»? Никакого «дела» не будет, не может быть: просто несчастный случай, это точно! С людьми часто происходят несчастные случаи в ванне. Даже с теми, от кого этого меньше всего ожидают.

Когда Александра была уже внизу, никем не встреченная и не замеченная, у нее над головой с шумом распахнулась тяжелая металлическая дверь. Прижавшись к стенке во мраке подъезда, девушка затаила дыхание. Кажется, шлепанцы со второго этажа зашаркали вверх по лестнице. Слава Богу...

– Люба, это ты там, что ли? – Какая-то женщина перегнулась через перила, пристально вглядываясь в темноту. – А я к тебе! Сахарку занять хотела, в магазин неохота бежать по этой мокрети... Что молчишь? Или не ты?..

Вместо ответа внизу хлопнули двери подъезда – сначала одна, потом вторая.

«Она меня не видела. Никто меня не видел! Я все сделала так, как он сказал, и все будет о'кей. О'кей!»

Саша Александрова бежала по улице Комиссаржевской, перепрыгивая через бурные последствия недавней грозы, и твердила это как заклинание. Вот так же, как через эти лужицы и ручейки, она сможет перепрыгнуть через все проблемы, большие и маленькие. «Мы с Борькой!» – поправилась Александра, и сама удивилась: до чего естественно это у нее вышло.

«До встречи... когда все это кончится!.. Целую, Шурик!» Это совсем не то что «извини, Шурик». Это – прежний Борька! Может быть, ужасная смерть этой женщины и в самом деле сделает его прежним, вернет их друг другу?..

Он понял, что ему плохо без своего «Шурика»! Он любит ее. Они любят друг друга. Они ждут ребенка. Они будут вместе!

– Ну что ж... Перекурим, пожалуй – если вы не возражаете.

Старший следователь городской прокуратуры Сергей Юрьевич Мыздеев вежливо улыбнулся, блеснув золотыми очками. Изящным щелчком выбил из початой пачки «Мальборо» длинную тонкую сигаретину, чиркнул зажигалкой, купленной прошлым летом в одной из маленьких лавчонок на Брайтон-Бич. В данном случае он был избавлен от необходимости ухаживать за дамой: его собеседница не курила. Поэтому Сергей Юрьевич не торопясь, со вкусом прикурил сам, затянулся, затем подошел к окну и широко распахнул форточку.

Скрестив не груди холеные руки с длинными тонкими пальцами и ухоженными ногтями, старший следователь с наслаждением вдыхал весну, смешанную с ароматным голубоватым дымком сигареты.

Сергей Юрьевич Мыздеев был молодым человеком лет двадцати восьми-тридцати, хорошо воспитанным и всегда хорошо одетым. На работу он скромно ездил на «стареньком» – предпоследней модели – «вольво», неброский темно-синий цвет которого очень гармонировал с «нейтральными» костюмами Сергея Юрьевича, сшитыми в «третьих странах» вроде Италии и Австрии. Внешность этого скромного труженика тоже была под стать его мягким манерам и заграничному прикиду. По совокупности всех названных причин Сергей Юрьевич считался у сослуживцев в юбках первым парнем на деревне... Пардон – на шестом этаже учреждения, именуемого на местном жаргоне «конторой», который занимал следственный отдел.

Пальму его первенства подпирали и факторы, так сказать, иного – но не второго! – плана. Во-первых, Сергей Юрьевич весьма быстро продвигался по службе. Во-вторых, он был единственным сыном Мыздеева-старшего – бессменного первого зама начальника областного управления торговли, пережившего за семнадцать лет своего заместительства восьмерых шефов. Злые языки были склонны тесно связывать между собой «во-первых» и «во-вторых», но... на то они и злые языки!

Самые бесспорные красотки и самые профессиональные соблазнительницы удивлялись, что слишком хорошее воспитание не позволяет Сергею Юрьевичу переступать границы служебных или, в крайнем случае, приятельских отношений. Удивлялись, обижались, но – не теряли надежды. И поскольку личная жизнь старшего следователя Мыздеева была для всех что называется «большой-большой секрет», все были уверены, что причина кроется в тайной связи либо сильном чувстве, либо – всего вероятнее – в том и другом сразу.

Бедняжки... Им всем было невдомек, что шансов у них нет никаких. Ни у бесспорных красоток, ни у профессиональных соблазнительниц, ни даже у тех, кто подходил под оба определения. Сергей Юрьевич не интересовался женщинами вообще. Он интересовался... мужчинами.

Это и был «большой-большой секрет» старшего следователя, который делал его жизнь вне «конторы» практически недоступной для товарищей по работе обоего пола. Можно даже сказать – страшный секрет! Легко себе представить дальнейшую судьбу «безупречного» Мыздеева-младшего, если всплывет на свет Божий хотя бы его последний дружок – этот Алик, актеришка местной оперетты... Партия – «наш рулевой» – хоть и теряет мало-помалу управление, а все же раздавить «голубого» в своих рядах, да еще и в органах прокуратуры, – на это у нее газу хватит, можно не сомневаться! Тогда и Мыздеев-старший не спасет: такие пойдут круги по всем «компетентным конторам», что и престарелый родитель потонет не за понюшку «Мальборо»... Брр!

Сергей Юрьевич нервно передернул плечами и прикрыл форточку: ему как-то вдруг стало холодно.

«Какая же сука могла настучать Соколову? – смятенно думал старший следователь. – Если вообще кто-то настучал... Может, старик просто брал меня на понт? Да нет, зачем бы ему... Может, пронюхал что-то насчет отца, хотел прощупать почву? Тоже не в кон: папашка, по-моему, сидит крепко, будь что – я бы знал... Е-к-л-м-н, за все пять лет безупречной карьеры ни единого облачка на горизонте, а ведь у меня бывали „девочки“ покруче этого говнюка Алика... А тут враз – ушат дерьма на голову! Неужто он засветился, падла?!. Точно он! Больше некому... Ладно, с ним я разберусь. Главное – самому теперь выкрутиться, спасти свою задницу!»

Если б кто-то из сослуживцев мог в эту минуту прочитать на расстоянии мысли Сергея Юрьевича, он, разумеется, сильно удивился бы. Однако у Мыздеева-младшего были сейчас все основания для того, чтоб не следить за своими выражениями хотя бы наедине с собою! Он-то думал, что у него все о'кей – по крайней мере, на службе. Что касается некоторых сложностей в личной жизни, то к ним он давно притерпелся и научился преодолевать их ради удовольствий, которые были их обратной стороной. Не далее как в прошлом месяце «старик» – главный прокурор города Соколов – недвусмысленно дал понять, что Зорина, шефа следственного отдела, проводят на пенсию сразу же, как только в июле тому стукнет шестьдесят, и кандидатура на эту вакантную должность – только одна...