Разборки в Токио - Айзек Адамсон

Большинство принимали благодарность за чистую монету. Я не раз слышал, как люди отвечали говорливой машине: «Пожалуйста» или даже машинально слегка ей кланялись. Один знакомый социолог развил целую теорию о том, что любовь японцев к говорящим машинам уходит корнями в анимистические верования синтоизма и в буддистские догматы, которые наделяют статусом разумных существ даже камни.

Может быть. Большинство моих знакомых американцев не любят машины, считая их зловещими предвестниками эпохи мирового господства роботов. Лично я считаю, что обходительные торговые автоматы не так уж плохи. Если миром будут управлять машины, пусть они, по крайней мере, будут вежливы.

Правда, автомат рядом со мной оказался воистину невыносим. Продавал он виски в бумажных стаканчиках. При выдаче виски он откалывал шутки — неизменно дурацкие. Может, это правительственная программа: постепенно отучить покупателей от алкоголя, создавая негативную ассоциацию спиртного с неприятным юмором.

Я сидел и размышлял об этом, и тут кто-то подошел к автомату-шутнику и опустил несколько монет. Человек выглядел диковато. В длинной шинели и широкополой шляпе, затеняющей кустистые брови, темные очки и длинные усы. Фу Манчу, одетый под Филиппа Марлоу.[33]Бросая монеты в автомат, парень озирался, словно опасаясь, что увидят, как он покупает у автомата виски в восемь сорок пять утра.

— Какая разница между Годзиллой и членом либеральной демократической партии? — спросил автомат бедного недотепу.

— Господин Чака! — зашептал мне парень. — Я достал, что вы просили.

Набико.

— Спасибо, — сказал я, — пусть я ретроград, но до девяти утра не пью.

— Не виски, рукопись, — прошептал он громче, оглядываясь. Я притворился, что не понимаю.

— Эти штуки продают рукописи? Пожалуй, тогда лучше виски, — ответил я, вставая.

Набико рывком снял темные очки:

— Чака! Это я, Брандо Набико. Я достал рукопись.

— Набико? — сказал я. — А я тебя в этом пальтишке и не признал.

— Это не мое, — сказал он, усмехаясь из-под вислых фальшивых усов. Я вдруг подумал, как мой шофер, Синто Хирохито, выглядел бы с такими усами. Пожалуй, так же нелепо.

— Ты хоть знаешь, как выглядишь? — спросил я.

— Да, — ответил Набико. Я так понимаю, можно ему не сообщать. — Не подумайте, что я преувеличиваю, но у меня единственная оставшаяся рукопись «Разборок в Токио». Остальные сгорели при пожаре.

«Разборки в Токио». Я никак не мог привыкнуть к этому названию. Оно подошло бы начинающей гаражной рок-группе, делающей плохие каверы «Рамонз».[34]Я спросил его, как он достал рукопись.

— Я знаком с одной девчонкой, ассистенткой режиссера. Сценарий она мне, конечно, достала. Но теперь мне нужно целый месяц водить её на боулинг два раза в неделю. А я ненавижу боулинг.

— Я твой должник — сказал я, когда он отдал мне сценарий.

— Еще какой должник. Когда у нас все сложится, составьте нам компанию. Представлю вас как своего друга.

— Если обещаешь одеваться так же, я буду приходить каждый день. Можешь представить меня как своего отца, если хочешь.

Брандо нервно озирался. Вероятно, думал, сколько шаров ему придется закатить.

— Если серьезно, Набико, — спасибо. Ты мне здорово помог, — сказал я, кланяясь ему довольно низко, если учесть разницу в возрасте. Кажется, он был искренне тронут.

— Это был мой долг. Я уверен, Сато Мигусё хотел, чтобы вы почитали сценарий, — сказал он, опять нацепив темные очки. — Ну что ж, вернемся на съемочную площадку «Манчуйского сокола».[35]— Набико неплохо закосил под Сэма Спейда, которого играл Богарт, которого озвучивал Питер Селлерс, который пародировал Фу Манчу.[36]Достаточно сказать, что он сделал это лучше меня, пусть это ничего и не объясняет. Набико исчез на станции, оставив меня со стаканчиком в руке. Я рассмеялся — ну у него и прикид.

— Странно, — заметил проходивший мимо служащий. — Не знал, что у алко-автоматов такие смешные шутки.

Ба-ду-би-да, ага.

РАЗБОРКИ В ТОКИО

Оригинальный сценарий Сато Мигусё и Брандо Набико по мотивам приключений журналиста Билли Чаки.

Наплыв из затемнения…

ПАВИЛЬОН. Клуб «По башке пистолетом» — Ночь.

Билли Чака сидит за столиком в углу и что-то яростно пишет, прерываясь лишь затем, чтобы пропустить виски — стаканчики выстроились перед ним на столе шеренгой, как маленькие солдатики. ЧАКА — темноволосый мужчина сурового вида. Судя по лицу, ЧАКА обладает мудростью не по годам, приобретенной благодаря жизни, полной непрерывного самоанализа, и в нарушение всех общественных норм. На мгновение он прерывает свое занятие, а затем, будто осененный откровением, продолжает писать с удвоенной силой. Внезапно через весь бар к нему приближаются двое мужчин. Они останавливаются возле ЧАКИ и смотрят на него угрожающе. По их вызывающей браваде ЧАКА понимает, что ему, вероятно, сейчас пригодятся годы занятий боевыми искусствами.

ЧАКА. Извините. Я предпочитаю пить один.

Два ГАНГСТЕРА насмешливо переглядываются.

ГАНГСТЕР № 1. Вам следует быть общительнее, Чака. Такие манеры только навлекут беду на вашу голову.

Оба ГАНГСТЕРА зловеще смеются. ЧАКА сохраняет спокойствие, хотя внутри он крутой парень, кипящий от злости.

ЧАКА. В данный момент я не расположен к общению. Такое случается, когда перед завтраком откепаешь четырех ниндзя.

ГАНГСТЕР № 2. Это была четверка наших лучших ниндзя. Ну и что нам теперь с ними делать? Следует больше уважать чужих ниндзя, господин Чака!

ЧАКА пожимает плечами, берет соломинку, вставляет ее в стаканчик с бурбоном и высасывает содержимое. Облизывает губы, наслаждаясь вкусом и, конечно, моментом.

ЧАКА. В следующий раз, когда пошлете за мной таких никудышных ниндзя, выбирайте парней, которые понимают разницу между тем, как разбрасывать камни и получать ими по лбу.