Возвращение алтаря Святовита - Алексей Борисов

Не сказать, чтобы народ проникся, но и не стоял безмолвно, будто снопы на току, схваченные перевяслами.

– Мы-то завсегда. Делать-то чё? – поставил конкретный вопрос Семён Силантьевич.

– Сегодня вы обучитесь обращаться с бутылкомётом. Сложного в нём ничего нет, да и принцип действия как у любого ружья, но некоторые навыки обращения с этим оружием нужно получить. Сейчас я его вам продемонстрирую.

Прилепчане с недоверием посмотрели на меня. Слишком уж не грозное название у оружия, да и бутылка не бомба. Как летом в сухую грозу: вроде и гром вдали гремит, а дождя всё нет; так и со слухами, лучше один раз увидеть. Посему, не издав и звука, терпеливо дождались, пока я вынес из леса одноствольное охотничье ружьё, с насаженным на дуло цилиндром.

– Это, – продолжил я, держа в руках оружие, – ружейная мортирка. Служит для метания бутылок с зажигательной смесью саженей на сорок. Снаряжается холостым патроном, без дроби или жакана. Вставляем в этот цилиндр обтюратор, по-русски – кружок из картона, прижимаем его плотно. После этого вкладываем бутылку, наводим на цель и стреляем. Бутылка летит, сталкивается с препятствием и разбивается. Сейчас каждый из вас попробует выстрелить бутылкой, наполненной простой водой. Савелий Силантьевич, можно ли воды сообразить? Пустые бутылки я привёз, да и ведро парусиновое есть…

– Илья, сходи к речке, – приказал Савелий, – набери ведро.

Вскоре состоялись первые стрельбы. «Огонь» вёлся по стене коровника, где уже стояла «эмка». Бутылки с водой недолетали, либо наоборот, перелетев через крышу, падали в поле. Лишь с третьего или четвёртого раза, взяв правильно прицел и использовав двойной обтюратор, братья сумели попасть по стене. «Боевой» бутылкой стреляли один раз и не по коровнику, а по яру противоположного берега. От горлышка и, не доходя пяти сантиметров до донышка, нанесли насечку стеклорезом, для гарантии разрушения и в путь. Как лопнуло стекло, слышно не было, зато потом раздался хлопок, словно громко хлопнули в ладоши и ярко-белая вспышка с молочным дымом, превращающаяся в оранжевый шар огня, сначала поднявшийся вверх, а затем медленно стекающий по глиняной круче к реке пополз в воду. Горело долго, а запах сероводорода вынудил отойти подальше. Собравшись вновь на полянке у трёх берёз, я рассказал план завтрашнего дня. Мы должны были выйти к Мокрядино, на то место, откуда я уже вёл наблюдение за караулом и подсовывал в поленницу газеты. Осмотревшись там и рассчитав по секундам все действия, можно было переходить к следующей фазе операции. Всё это прилепчане с успехом выполнили, даже подставку под бутылкомёт из поломанного ухвата сделали и припрятали, до начала диверсии.

Пятнадцатого сентября, в три часа мы сверили часы. Братья отправились в Мокрядино, а я с Савелием готовить засаду в Клинском лесу. Сегодня солнце продиралось сквозь дымку тумана, как спросонья. Белёсая тягучая влага долго скрывала землю и небо на востоке, но оранжевый диск встрепенулся, сбросил облачные оковы кучевых облаков, приподнялся над землёй, и тёплые солнечные лучи посеребрили росу, брызгами лежащую на траве. Казалось, что солнце будет светить весь день, но вскоре оно потускнело, и стало багрово-красным, словно предвещало какие-то страшные перемены в мирной жизни Клинского леса. Добравшись до места, мы ещё раз всё осмотрели. Лужа на лесной дороге, переливаясь радужным цветом, стала больше, затопив колеи. Она разлилась на всю ширину тракта, и отчётливого следа от телеги, когда я осматривал её в прошлый раз – не было. Зато появились от гусениц. Скорее всего, трактор или тягач проехал, да и масляные пятнышки, оставленные по пути следования, напомнили мне МТСовский «Сталинец» в довоенных Хиславичах. За ним такая же змейка шла. Перейдя дорогу, я воткнул два колышка, натянул верёвку из пластиковой бутылки и закрепил на дереве литровую банку, заполненную порохом и обклеенную рубленой арматурной проволокой. Достаточно было задеть шнур, как сработал бы тёрочный запал. Конечно, желательно до этого было не доводить, шум ни к чему, но лучше подстраховаться.

– Николаевич, – окликнул меня Савелий, когда я закончил с установкой растяжки, – идёт кто-то.

– Где?

– С Акулинок, дурень какой-то. Идёт и свистит, пацан бл…

Вот незадача. Сейчас в Мокрядино ребята должны караулку поджигать, и «свистун» как раз напорется на высланную подмогу. Жаль его, авось обойдётся. Сообразит, да спрячется.

– Силантьевич, ховаемся.

Мальчишка прошёл, не заметив нас. Рядом с лужей нагнулся у дерева и сорвал подосиновик, разглядел красноголового со всех сторон и, как заправский футболист, пнул гриб ногой. Видимо, червивый попался. Всё это сопровождалось насвистыванием:

Когда парнишка скрылся за поворотом, Савелий бормотал под нос окончание песни, так художественно просвистанной незнакомцем. Что тут скажешь, я б и сам что-нибудь напел. Мандраж перед боем штука серьёзная, нервы мотает капитально. Нам же не слышно, что там в Мокрядино. Вдруг братьев поймали и сейчас идут искать нас, а мы тут такие, лежим тёпленькие в засаде и ни сном ни духом. А всё потому, что побоялся я рацию мужикам дать. Была подлая мыслишка, да не одна. До последнего сомневался в людях, а они перед тем, как на задание пошли, повязки белые с рукавов в карман и с красными лентами на картузах. Не будешь же им вслед кричать: мол, постойте, есть у меня и оружие, не чета этому, да и многое… эх, крепки мы задним умом. Ничего, так только злости больше будет.

Минут через двадцать мы услышали шум машины. Рокот нарастал и вот-вот грузовик должен был показаться из-за поворота. Хоть обратный отсчёт давай, ну, наконец-то. Только ехала не полуторка. Чешская «Прага», ломая ветви, вынырнула и, покачиваясь как корова, блеснув приоткрытым лобовым стеклом, въехала в лужу, погрузившись чуть ли не до радиатора.

«Что ж так не везёт. Только б бутылка в ствол дерева не угодила», – пронеслось у меня в голове, и чиркнув тёркой коробка по сдвоенным спичкам, с криком:

– На, сука! – метнул бутылку в воздухозаборник капота.

Одновременно со мной бросал бутылку и Савелий. Тоже с криком, и по смыслу похожим, но не суть. «Прага» вспыхнула, как горка магния, таким нарастающим пламенем, когда кажется, что и не загорелось вовсе и пора повторить. Эти первые мгновения горения обманчивы, потому что, вырываясь на свободу, огонь загудел, стал охватывать кабину, тент, а из кузова раздались жуткие вопли. Я выглянул из-за дерева. Грузовик проехал метров пять после лужи и, развернувшись наискось дороги, чадил. Причём дым валил из-под тента как из трубы. Из кузова кто-то орал и звал на помощь. Водительская дверь была распахнута, а возле неё на карачках, пытаясь спасти лицо от ожога, немец хватал комья грязи и прижимал к глазам, не замечая, как огонь бежит по спине. Спустя минуту водитель замер, продолжая гореть. Криков больше не было. Похоже, в машине ехали только два человека.

Вдруг из-под грузовика ухнуло, да так, что он чуточку подпрыгнул, вслед за этим раздался ещё один взрыв, сорвавший тент. В воздухе засвистело, затрещало, от деревьев стала клочьями отлетать кора, а иные ветки начисто срезало.