Скандальные признания - Маргерит Кэй

— Нет. Определенно нет. А сцена с взломом описана чрезвычайно ярко и живо.

Он поднял нож для бумаги, потом снова положил его. Пальцы побарабанили по лежащей на бюваре рукописи. Эта привычка всегда вызывала у Деборы желание заскрежетать зубами, ее не раздражали пятна чернил или вымаранные слова, но возмущало, что с ее рукописью, можно сказать, с ее ребенком обращаются так небрежно. Она с трудом удержалась, чтобы не шлепнуть издателя по руке.

— Значит, вам понравилось? Я имею в виду кражу со взломом.

— Высший класс, леди Кинсейл. Просто высший класс. Она настолько достоверна, даже кажется, будто вы лично во всем участвовали.

Дебора выдавила дребезжащий смешок и с облегчением подумала, что он прозвучал почти естественно.

— Благодарю за такой комплимент. — Она была так смущена, что даже не стала поправлять Фрейворта, назвавшего ее по титулу. Притворяться, что он не знает ее имени, входило в неписаные правила их отношений. Так же как она делала вид, будто не знает о великолепных прибылях, которые респектабельный дом «Фрейворт и сыновья» получает за сенсационные томики, печатая их под именем другого издательства.

— Словом, это самая захватывающая сцена. — Монтегю Фрейворт продолжал поигрывать ножиком. — А то, что произошло потом, я имею в виду сцену между Беллой Донной и взломщиком, думаю, она…

— Я пыталась передать, что на этот раз Беллу полностью захватили чувства. Острое ощущение противозаконности и еще более — опасности. Она дала выход сдерживаемым чувствам и оттого повела себя импульсивно.

Мистер Фрейворт поднял руку:

— Мадам, вы можете не объяснять, я все отлично понял. Простите, я только собирался сказать… эта сцена написана настолько подлинно, что поднимает ваше мастерство на новый уровень.

— О! Да. Понимаю. — Дебора растерянно уставилась на свои перчатки.

Монтегю Фрейворт с изумлением заметил, как ее бледные щеки окрасил румянец. Значит, не такая уж мраморная статуя эта вдова Кинсейл. Ну и ну! Миссис Фрейворт в два счета проглотила этот небольшой отрывок. Именно она, чего не ведала даже сама писательница, лично рецензировала романы о Белле Донне. Романы, которые ее муж считал возмутительными, а поведение героини непостижимым.

— Я лишь хотел сказать, что, по моему мнению, книга бы только выиграла, если бы… эм… подобных сцен было больше.

— Больше? — У Деборы вырвался истеричный смешок, который, впрочем, она быстро приглушила. — Я думала, вы попросите меня и эту вырезать.

— Нет-нет. — Монтегю замотал головой, вспоминая наставления жены. — Сцена кажется… кажется… такой подлинной, миледи… я хотел сказать, мадам. — Он замолчал, барабаня пальцами по бювару, и отчаянно попытался перефразировать миссис Фрейворт.

«Преступление выписано очень и очень неплохо, но гораздо сильнее задевает читателя то, что произошло потом. Так что, Монтегю Фрейворт, я тебе ответственно заявляю, добавить гораздо интереснее, чем вырезать». Ему пришлось признать, что жена обладала исключительной способностью выражаться емко и кратко. Прекрасными супружескими отношениями они были обязаны ее прямоте, но временами — и часто — Монтегю хотелось, чтобы она ограничила свои замечания их спальней.

Он тяжело вздохнул и, сам того не желая, поймал взгляд писательницы. За все эти годы он так и не понял, какого цвета ее глаза. Она что, смеется над ним? Он прищурил голубые глаза, не отслеживая, что выражают приподнятые уголки губ, улыбку или судорогу. Когда она, подняв бровь, вздергивала подбородок, как сейчас, он начинал чувствовать себя насекомым, которое она желает прихлопнуть. Монтегю положил нож для бумаги и снова взялся за рукопись. Связал ее лентой, но, возвращая клиентке, увидел, что у многих страниц загнуты уголки. И, судя по выражению вдовы Кинсейл, она тоже это заметила, ей это не понравилось. Это неудовольствие дало ему столь необходимый толчок.

— Вашему роману необходимо еще одно преступление. После чего… ну, скажем так, будет неплохо, если вы дадите волю своему воображению, — проговорил он и почти подмигнул. — Пусть с ваших страниц взлетит пламя, леди Кинсейл, и мы сможем сделать еще три или четыре переиздания.

Дебора неуверенно замерла, разрываясь между ужасом и восторгом.

— Я не планировала…

— Ерунда! У вас так замечательно получилось с кражей статуэтки, неужели трудно сочинить еще что-нибудь подобное? — Мистер Фрейворт поднялся на ноги, пресекая дальнейшие протесты. — Подумайте об этом, мадам. Три-четыре переиздания, и это только начало. Кроме того, ваша новинка подогреет интерес и к более ранним произведениям.

Он в буквальном смысле потирал руки. Дебора постаралась скрыть улыбку. Своим обликом высокий, худой мужчина, с впалыми щеками, одетый в запыленную черную одежду, с лысым, как яйцо, черепом, покрытым пушком, напоминал тауэрского ворона, про которого все забыли. Сунув под мышку рукопись, она протянула ему другую руку:

— Постараюсь выполнить ваши пожелания, сэр.

— Уверен, вы меня не разочаруете. Надеюсь скоро познакомиться с результатами ваших стараний. А когда закончите последние штрихи, предположим, за две недели, мы выпустим новую книгу как раз к Рождеству.

— Мне кажется, книгу о Белле Донне не станут покупать в подарок на Рождество, — сухо улыбнулась Дебора.

Монтегю Фрейворт похлопал ее по плечу:

— Позвольте вас заверить, миледи, я хорошо разбираюсь в книгоиздании. Вы удивитесь, сколько людей купит вашу книжицу, если ее аккуратно подадут и красиво перевяжут. Я не говорю, что она будет лежать в каждой гостиной, но уверяю вас, вы найдете ее в большинстве будуаров. А теперь доброго вам дня, мадам. И приятного сочинения.

Ошеломленная Дебора вышла на Пикадилли. Если Фрейворт сказал правду, перо скоро освободит ее от необходимости обращаться за вдовьим пособием, последней материальной связи с Джереми. Одна мысль о такой возможности заставила ее осознать, как она ненавидит все, что связывает ее с покойным мужем. И это несмотря на полное право получать деньги, которые первоначально были ее собственным наследством.

Дебора шла по запруженной улице, не обращая внимания на людской поток, двигавшийся в сторону парка. Было еще самое начало сезона, приближался час гуляний. Она полностью отдалась своей мечте о независимой жизни. По-настоящему независимой. И если верить Фрейворту, а зачем такому успешному коммерсанту ей лгать, для этого ей нужно всего одно ограбление и его последствия. Разумеется, она сможет это описать, почему нет?

Три дня спустя Дебора смяла очередной испорченный лист. У нее не получалось. Не получалось! Точным броском — результат большой практики — она кинула бумажный комок в пустой очаг, отпихнула стул и заходила по комнате. Взад-вперед, от окошка до дальней стены. Настолько частый маршрут, что на ковре уже начали появляться потертости. Каждый шаг сопровождался до боли знакомым рассуждением.

Главное — подлинность изложения.

Подлинность принесет три переиздания. Четыре.