Отказать королю - Кейт Эмерсон

После примерно часа тщательных поисков мне удалось обнаружить Глупышку на конюшне. Кошка уютно устроилась в гнезде из соломы и выкармливала крохотных котят. Такой поворот дела меня весьма удивил, ибо мы наивно считали, что живот у Глупышки округлился от вкуснейших объедков с дворцового стола, которые она получала в достаточном количестве. Я сочла за благо оставить кошку с котятами в их укрытии и тихонько удалилась.

Стоял ранний август. Ветви деревьев во фруктовом саду Оукли-Парка, разбитом между конюшней и господским домом, буквально сгибались под тяжестью всевозможных плодов и ягод — от груш до лесных орехов. Кругом цвело множество цветов, в основном роз и левкоев, посаженных на аккуратных симметричных клумбах между живописными холмиками и скамьями из дерна, резными деревянными статуями и крохотными искусственными прудами.

В самом центре сада стояла беседка. Она представляла собой достаточно внушительное сооружение: деревянные столбы, поддерживавшие арочный свод, составляли не менее десяти футов[52]в высоту, а на каждом из четырех углов беседки было установлено по башенке, увенчанной птичьей клеткой под крышей. Пернатые обитатели этих клеток услаждали слух посетителей сада своими песнями в те часы, когда имели к этому охоту. Впрочем, сегодня птицы не пели. Арочные проемы беседки были увиты вьющимися растениями, скрывавшими сидевших в ней от любопытных глаз. Я решила провести какое-то время в этом тихом месте, чтобы в полной мере насладиться одиночеством — редким подарком для того, кто состоял при особе королевской крови.

Я подошла к беседке вплотную, когда услышала звук голосов. Внутри на деревянной скамье сидели мужчина и женщина. Я уже собралась уйти, но узнала в женщине леди Баттс, жену врача принцессы, и решила остаться.

— Но он же незаконнорожденный! — возмущенно воскликнула она.

Сгорая от любопытства, я опустилась на траву за живой изгородью рядом с беседкой. Отсюда я разглядела, что леди Баттс разговаривает со своим мужем. Хотя последний и получил от принцессы ливрею синего и зеленого дамаста, сегодня он был одет в черный свободный кафтан и черную докторскую шапочку. У доктора, как и у его жены, было некрасивое лицо с крупными чертами. Из своего убежища я не могла хорошо разглядеть собеседников, но не пропустила ни единого слова, как если бы сидела рядом с ними.

— Ты не должна говорить такие вещи, дорогая, — предупредил доктор Баттс свою жену. — Твои слова могут счесть государственной изменой.

— В моих словах нет ни капли лжи, — запротестовала леди Баттс. — Король признал этого ребенка своим сыном, но рожденным вне брака. Всем он известен под именем Генри Фицроя[53].

— Почти год назад король дал ему титул герцога Ричмонда, как ты прекрасно знаешь. А теперь он еще и герцог Сомерсет и граф Ноттингэм. Неплохо для паренька, которому только-только исполнилось семь лет. — Тут доктор Баттс издал то ли смешок, то ли презрительное фырканье.

— Король прижил его с Бесси Блаунт, — продолжала настаивать леди Баттс, — и ничего больше.

— Моя дорогая женушка, я прекрасно знаю, что ты предана всей душой королеве и принцессе, но нельзя же отрицать очевидное. Намерения короля совершенно ясны с тех пор, как он выделил этому мальчишке собственную резиденцию — замок Шериф-Хаттон в Йоркшире. Если у его величества не будет законного сына, он найдет способ сделать герцога Ричмонда своим наследником.

Хотя новость о том, что у короля есть незаконный сын, застала меня врасплох, не могу сказать, чтобы я этому удивилась. Мужчины часто заводили себе любовниц, которые рожали им детей. Достаточно было вспомнить то, что леди Кэтрин рассказывала о сэре Ральфе Эгертоне. В то же время предположение доктора Баттса о том, что Генри Фицрой в один прекрасный день может занять трон Англии, повергло меня в полное недоумение. Одна лишь мысль о том, что бастард отберет право наследования у законной дочери, была невыносима.

— Принцесса Мэри — вот кто наследница престола, — настаивала леди Баттс. — И не говори мне, что женщина не может править страной. Взгляни на Изабеллу Кастильскую[54], мать королевы Екатерины. Изабелла не только повелевала Кастилией по своему собственному праву, не только передала королевство своей старшей дочери Хуане[55], но и изгнала мавров и евреев со всей территории Испании. Она была истинной королевой-воительницей.

Сама я могла только мысленно поаплодировать королеве Изабелле и самой идее о том, что женщина способна управлять государством. Разве раньше я не говорила того же? Однако я отлично понимала, что король Генрих вряд ли обратит хоть какое-то внимание на мнение жены доктора и фрейлины принцессы… Стараясь ступать как можно осторожнее, я отошла от беседки и бегом бросилась вон из сада.

Очутившись вновь в покоях принцессы, я задумалась, что же делать с полученными мною только что сведениями? Стоит ли мне пересказать их ее высочеству? Я вспомнила ее слова после того, как она услышала историю леди Кэтрин: «Лучше узнать заранее, чем прозябать в неведении». В то же время Мария, несмотря на то что держалась совсем как взрослая, была всего лишь десятилетней девочкой. И король с королевой вполне могли еще дать жизнь их общему законному сыну.

Целых два дня я колебалась. И только когда я оказалась почти что наедине с принцессой в ее уборной, где, кроме нас двоих, была еще лишь Мария Витторио, я наконец-то решилась. Когда я приблизилась к ее высочеству с чашей теплой воды для мытья рук, в которую для аромата был добавлен отвар ромашки и апельсиновых корок, я прошептала:

— Ваше высочество, мне нужно кое-что вам сказать. Вы должны это знать.

Принцесса медленно погрузила руки в чашу и промолвила:

— Говори.

Я пересказала ей все, что подслушала, но не назвала доктора Баттс и его жену по именам, отговорившись тем, что не видела собеседников. Мария Витторио в это время как раз вытирала принцессе руки, и я увидела, как она презрительно и с неодобрением сжала губы. Я не могла сказать, на кого она больше злилась — на меня или на короля.

Ее высочество приняла мой рассказ внешне невозмутимо, но ее бледное лицо стало чуточку бледнее и кончики пальцев задрожали, когда она передала Марии Витторио полотенце. У принцессы была поразительная способность сохранять спокойствие в любой ситуации. Когда ее прямой взгляд, в котором не было ни теплоты, ни благодарности, задержался на моем лице, я решила, что мои дни в ее свите сочтены. Я опустила глаза в ожидании, когда карающий топор ее гнева опустится на мою бедную голову. Стояла я так близко, что слышала спокойное дыхание Марии, но принцесса не произносила ни слова.