Джек Ричер, или Вечерняя школа - Ли Чайлд

– Рост американца?

– Метр семьдесят – семьдесят пять.

– Пять футов восемь дюймов, – объяснил Гризман. – Обычный средний рост.

– Толстый или худой? – спросил Ричер.

– Ни то, ни другое, – ответила переводчица.

– Плотный?

– Не слишком.

– Сильный или слабый?

– Достаточно сильный.

– Если б он был спортсменом, то в каком виде?

Клопп не ответил.

– Вспомните, что показывают по телевизору, – предложил Ричер. – Например, Олимпийские игры. В каком виде он выступал бы?

Клопп надолго погрузился в размышления, как будто в мельчайших деталях вспоминал спортивный календарь. Наконец он произнес длинную речь, пустившись в размышления вслух, выдвигая доводы за и против, немного того, немного другого.

– Он говорит, что, скорее всего, бегун на средние дистанции, – сказала переводчица. – Возможно, полторы тысячи километров или больше. Может быть, на длинные дистанции, до десяти тысяч. Но на тощее насекомое марафонца он не был похож.

– Тощее насекомое из Африки, верно?

– Да, он так сказал.

– Вы повторили все слово в слово, так?

– Я прошу прощения…

– Итак, американец был среднего роста и веса, худой, возможно, энергичный и подвижный, верно?

– Да, он постоянно двигался.

– Как долго он просидел в баре до того, как пришел араб?

– Наверное, минут пять. Обычный посетитель. На него никто не обращал внимания.

– Что он пил?

– Пол-литра пива, очень медленно. После того как встреча закончилась, его кружка оставалась почти полной.

– Сколько времени он оставался в баре после того, как араб ушел?

– Возможно, полчаса.

– Что пил араб?

– Ничего. Он отказался сделать заказ.

– Что вы помните про волосы американца?

Клопп пожал плечами, услышав вопрос, и переводчица принялась уговаривать его хорошенько подумать. Он что-то сказал, смущенно – видимо, плохо разбирался в подобных вещах, – потом заговорил быстрее, явно стараясь вспомнить подробности. Речь получилась длинной. Наконец переводчица сказала:

– У американца светлые волосы, цвета сена или соломы летом, нормальной длины по бокам, но довольно длинные наверху. Как будто такая специальная прическа, чтобы размахивать ими, точно Элвис Пресли.

– Аккуратные?

– Да, тщательно причесанные.

– Средство?

– В каком смысле?

– Масло, как то, которым он смазал свои волосы, воск или еще что-то…

– Нет, ничего такого, все натуральное.

– Глаза?

Лицо, описанное свидетелем, вполне соответствовало волосам и телосложению. Глубоко запавшие глаза, натянутая кожа на лбу, выступающие скулы, тонкий нос, белые зубы, жесткий подбородок и неулыбчивый рот. Никаких заметных шрамов или татуировок. Старый загар и морщины у глаз, но, скорее, от того, что он много щурился, а не смеялся или хмурился. На одной щеке углубление, возможно от скобки на челюсти или отсутствующего зуба. Но общая картина создает ощущение цельности. Все узкое и горизонтальное. Брови, глаза, высокие скулы, тонкие губы, мимика. Возраст ближе к тридцати с лишним, чем к двадцати с лишним.

– Скажите мистеру Клоппу: мы хотели бы, чтобы он повторил все это специалисту по составлению фотороботов, – попросил Ричер.

Переводчица передала его слова, и Клопп кивнул.

– Во что американец был одет? – спросил Ричер.

– В куртку «Ливайс», как у вас.

– Точно такую же?

– Абсолютно.

– Мир тесен, – заявил Ричер. – А теперь спросите, почему он решил, что араб был возбужден. Но только голые факты. Что он видел или слышал. Политический анализ пусть оставит на потом.

Они пустились в длинные переговоры на немецком, в которые время от времени вставлял свое слово Гризман, бесконечно перебрасывались фразами, чтобы уточнить детали, и наконец переводчица сказала:

– Хорошенько подумав, герр Клопп считает, что слово «взволнован» подходит лучше, чем «возбужден». Он был взволнован и сильно нервничал. Американец что-то сказал арабу, реакцию которого можно описать именно такими словами.

– Мистер Клопп слышал, что сказал американец?

– Нет.

– Как долго продолжалась эта часть их разговора?

– Наверное, минуту.

– Сколько времени араб оставался в баре?

– Он ушел сразу.

– Американец сидел еще полчаса?

– Почти.

– Хорошо, – сказал Ричер. – Передайте мистеру Клоппу, что пришла пора взглянуть на фотографии.

* * *

Джек положил свою сувенирную сумку на стол.

– Скажите мистеру Клоппу, что фотографий много, – попросил он, – и мы сделаем перерыв в любой момент, когда он пожелает. Он должен держать в уме все, что рассказал нам про лицо того человека, все детали, и сверять их со снимками, когда будет на них смотреть. И еще: люди склонны менять прически, но глаза и уши всегда остаются прежними. Кроме того, в сомнениях нет ничего страшного. Он может отложить в отдельную стопку фотографии людей, которые покажутся ему знакомыми, а потом просмотреть их еще раз. Но он должен быть очень внимателен и ни в коем случае не совершить ошибку.

Нигли открыла сумку, достала двести фотографий и разложила их на пять одинаковых стопок по сорок штук в каждой, чтобы упростить задачу. Потом она подтолкнула первую стопку к Клоппу, и тот занялся делом, без особого энтузиазма, но старательно. Наверное, так он вел себя на работе. Ричер следил за его глазами. Казалось, будто немец изучает список предложений, одно за другим. Глаза, нос, скулы, рот, подбородок. Каждый шаг на этом пути был обозначен собственным «да» или «нет». Большинство кандидатов отпали почти сразу, и стопка их фотографий росла. Толстые лица, круглые, темные глаза, полные губы. Из первых сорока претендентов никто не одержал победы, даже в качестве возможного варианта.

Нигли подвинула к Клоппу вторую стопку, поймала взгляд Ричера и подмигнула. Он кивнул. Первой в стопке лежала фотография экспатрианта, живущего в Гамбурге. Представителя контркультуры, с копной волос. Клопп немедленно отмел его кандидатуру, и Ричер понял почему. Обычные скулы и пухлые маленькие губы, даже отдаленно не похожие на тонкие и поджатые.

Стопка отвергнутых снимков неуклонно росла.

Тех, что вызвали бы сомнения, не было ни одного.

Нигли придвинула к Клоппу третью стопку, и тот приступил к работе. Переводчица сидела очень тихо. Гризман вышел, но довольно быстро вернулся, а вслед за ним появился мужчина с кофейником и пятью чашками. Клопп даже не оторвался от своего занятия; он брал снимки из стопки, по одному, большим и указательным пальцами левой руки, внимательно на них смотрел и откладывал, один за другим.