Коллекционер запретных плодов - Марина Серова

Жалко, конечно, что тетя Лена проявила деликатность и ушла от Ложкаревых, не дослушав, что Наталья собирается предпринять, дабы Костерин не пошел на поводу у своих друзей. То, что Костик – это псевдоним Егора Костерина, я не сомневалась. Оказывается, Олег с Иваном не зря дали ему время на размышления. Прошло несколько дней, и он уже сам стал понимать – обездвижить свой капитал, а тем паче растратить его под ноль, это в высшей степени неразумно, тем более если намечается рождение ребенка. Юлька не побрезговала использовать такую банальную привязку, как беременность.

Ладно, посмотрим, что было дальше. Я прокрутила мышкой курсор и открыла новую главу. В ней речь шла о несостоявшемся Алинкином отчиме. Я помнила, что моя подруга очень ревностно отнеслась к тому, что дома стал слишком часто появляться один мужчина. Нечаева его сразу же возненавидела и стала устраивать ему разные подлянки. В результате тетя Лена с ним рассталась. По прошествии стольких лет она вспоминала об этом эпизоде своей жизни с юмором.

Пробежав глазами еще несколько абзацев, я снова нашла имя «Нонна» и стала читать более вдумчиво.

«Подруга пришла ко мне в очередных обновках, но при этом она была на удивление молчалива. Я спросила, как дела у Кристины. Нонна ответила:

– Я провернула одну операцию, теперь все пойдет по моему плану. Константин наш до последней копейки.

При этом радостных нот в голосе Нонны не звучало, скорее она была чем-то подавлена. Это могло означать только одно – ничего у нее не получилось, а признаваться в своих промахах ей не хотелось. Не такой у моей подруги характер. Мне бы хоть чуть-чуть ее уверенности в себе».

До конца повести оставалось около одной трети, но я закрыла файл и выключила компьютер. Ответ на главный вопрос был получен. Заказчицей взрывов выступала Наталья Ложкарева. Именно эта экзальтированная нимфоманка приходила к Панкову. Федя назвал ее проще – шлюхой. Но смысл один.

Я на все сто процентов уверовала в это, и вдруг во мне проснулся дипломированный юрист. Полина, а что, если это все твои домыслы? В тексте не было ни слова о взрывах. Да кто же признается в причастности к двойному убийству, пусть и непреднамеренному! Об этом не говорят даже с близкими подругами. Все равно надо заполучить хоть какие-то доказательства. У меня мелькнула мысль, откуда их можно взять, и я потянулась к телефону, но вовремя одумалась. Было около часа ночи. Пришлось отложить звонок до утра.

Утром я набрала Нечаеву и спросила:

– Алина, скажи, тетя Лена все свои фотографии забрала в Испанию или что-то осталось?

– Поля, ты сумасшедшая! Звонишь мне в такую рань, чтобы спросить про мамины фотографии.

– Десять утра – это не такая уж и рань.

– Для кого как. Лично я вернулась домой около трех. Мы со Славиком отрывались на танцполе.

– Понятно. Ну так что насчет фотографий?

– Не знаю, посмотреть надо. Кажется, что-то осталось. Надо достать с антресолей старые альбомы. А тебе они зачем?

– Меня, собственно, фотка Ложкаревой-старшей интересует, где-то так пятнадцатилетней давности.

– Тети Наташи? С чего ты взяла, что мы храним ее фотографии?

– Алина, у меня же есть твои фотографии, так почему у тети Лены не могли быть фотки ее подруги?

– Могли, – согласилась со мной Алинка, – и, кажется, были. Вряд ли мама их потащила с собой в Барселону.

– Поищи их, пожалуйста.

– Поля, надеюсь, тебе это не очень срочно?

– Алина, не волнуйся, я подожду, пока ты почистишь зубы и позавтракаешь.

– Ты очень великодушна.

– Я знаю, – сказала я и отключилась.

Пока Нечаева поднималась с постели, приводила себя в порядок, завтракала и просматривала фотоальбомы, я продолжила читать автобиографическую повесть ее мамы.

«...Нонна позвонила мне и сказала, что нам надо срочно встретиться. Я сразу поняла, что у нее плохие новости. Так оно и было. Через час мы уже сидели в кафе, и подруга жаловалась:

– Представляешь, Крис пришла вчера домой с синяком на скуле!

– Кто же ее так? – удивилась я.

– Я тоже спросила, кто посмел это сделать. Она промолчала. Тогда я пообещала, что посажу этого ублюдка. И как ты думаешь, что она мне ответила?

– Что?

– Кристина сказала, что заслужила эту оплеуху, и не только ее. Ей даже стукнуло в голову, что Игорь обошелся с ней еще очень мягко. И вообще она его любит. Маша, ты можешь себе представить, Крис вздумала влюбиться!

– Так это же прекрасно!

– Маша, не говори глупостей! И любовь – тоже глупость. Лучше посоветуй, что мне делать?

– То, что этот Игорь распускает руки, – это, конечно, плохо. Последнее дело, когда мужик бьет бабу.

– Вот! И я про то же. Только Кристина слушать ничего не хочет. Маша, может, ты с ней поговоришь по душам, а?

– Я???

– Да, ты, – твердо заявила Нонна. – Я уже все продумала. Ты расскажешь ей про своего мужа.

– Про Вениамина, что ли? – удивилась я.

– Анжелкиного отца как звали?

– Вениамин.

– Вот, значит, про него. В красках распишешь ей, как он тебя бил...

– Но он никогда не бил меня, – возразила я. – Вениаминчик меня на руках носил, пылинки с меня сдувал...

– Маша, да что же ты такая недалекая! Это же все понарошку, чтобы произвести впечатление на мою дурочку. Она тебе поверит и, возможно, задумается о том, что ее ждет с этим Игорем.

– Ну, если ради этого. – Я не нашла аргументов, чтобы возразить.

– А ради чего же еще? В общем, ври сочнее, чтобы Кристина поняла – жизнь с мужиком, который рукоприкладничает, это сущий ад.

– Хорошо, я поговорю с ней, – согласилась я.

Прямо из кафе мы пошли к Нонне. Ее дочь была дома, но не вылезала из своей комнаты. Тем не менее я все-таки заметила синяк, когда она пробегала в туалет, и поинтересовалась его происхождением. Кристина в ответ огрызнулась. Действительно, зачем рассказывать чужой тетке подробности своей личной жизни? За нее ответила Нонна:

– Маша, представляешь, это ей бойфренд съездил по физиономии! Вот такие теперь у нас кавалеры.

– Мама, ну кто тебя просит всем об этом рассказывать! – крикнула Кристина из-за двери.

– Маша – это не все, она моя лучшая подруга. – Нонка сделала мне знак, что пора выступать со своей речью.

– А меня муж тоже бил, – начала я, повысив голос до предела, – причем я знала еще до свадьбы, что у Вениамина это запросто, и все равно вышла за него замуж. Я потом сто раз об этом пожалела. Еще года совместной жизни не прошло, как он мне руку в пылу гнева сломал. Правда, потом извинялся, колечко в подарок купил, и я его простила. А когда Анжелке годика три было, Вениамин мне все лицо так разукрасил, что я неделю из дома выйти не могла.