Сладкая мука любви - Джил Грегори

– Не только у тебя, конечно. Он опросит каждого, кто в это время находился в банке. Правда, словесный портрет уже составлен, но может выплыть что-то новое, что ускользнуло от остальных.

В этот момент Эмма снова пошатнулась. Доктор нахмурил седые брови и покачал головой.

– Каков негодяй! Прости мою прямоту, дорогая, но вид у тебя… краше в гроб кладут. Давай-ка зайдем ко мне в кабинет, я сделаю примочку на этот кровоподтек и накапаю тебе успокоительного. Очень советую, иначе щека у тебя распухнет, а глаз заплывет.

– Нет-нет, это совершенно излишне! Дома мне сделает примочку Коринна.

– Я бы на твоем месте не отказывался, – уговаривал доктор, с тревогой глядя на ее бледное, осунувшееся лицо. – Впрочем, ты уже взрослая и знаешь, что делаешь. Только обещай мне дома сразу лечь и как следует отдохнуть. Что ж, до завтра.

– До завтра, Док. Я непременно зайду к помощнику шерифа Клему и отвечу на все его вопросы. И можете не сомневаться, я лягу отдохнуть сразу, как только окажусь дома.

Каким-то чудом Эмме удалось улыбнуться доктору.

– Вот и хорошо, – с сомнением сказал тот. – Страшно жаль, что все так обернулось, и притом незадолго до Дня независимости. Мне все-таки не нравится эта твоя бледность и…

– Все будет в полном порядке, – заверила Эмма. Она позволила доктору уложить ее свертки в двуколку, без проблем уселась в нее и хлестнула лошадей. Когда маленький экипаж катился по Мэйн-стрит, девушка думала о том, что никогда еще солнце не палило так яростно.

Ну почему каждый норовит предложить ей помощь, словно она не в состоянии сама о себе позаботиться? Все дело в этом ограблении… но ведь оно в прошлом. Оно в прошлом, и она чувствует себя хорошо… просто прекрасно… насколько это возможно при такой ломоте в висках и боли в скуле… Но это еще не значит, что она потеряет сознание прямо на ходу…

Девушка вдруг осознала, что именно это вот-вот и случится. Она уже находилась в полумиле от города, на открытом участке дороги. Солнце палило, словно задалось целью испепелить весь мир, глаза резало от бликов отраженного света, горло было сухим и шершавым, как грубый войлок. Дурнота набегала волнами, и наконец очередная пришла с такой силой, что Эмма со стоном рванула поводья, заставив двуколку вильнуть. Лошадь остановилась. Закрыв лицо руками, девушка сделала еще одну попытку отдалить обморок усилием воли.

– Этому не бывать, этому не бывать, этому не бывать… – бормотала она, едва слыша собственный голос, в то время как огненный жар надвигался со всех сторон, собираясь ее поглотить.

– Я так и знал, что она хлопнется в обморок, – послышалось рядом, и она узнала голос, но не сразу смогла вспомнить, кому он принадлежит.

А когда вспомнила, ей уже было все равно. Безразличная ко всему, даже к унижению, Эмма провалилась во тьму беспамятства.

– Что за упрямая ослица! – пробормотал Такер, бережно опуская Эмму на поникшую от жары траву.

Он подхватил ее в то самое мгновение, когда она вываливалась из двуколки. Проклиная все на свете, особенно женское упрямство, Такер присел рядом с недвижной, мертвенно-бледной девушкой, прикидывая, что делать дальше. Она казалась хрупкой, как надломленная лилия, покрытая каплями росы, – кожа ее была вся в болезненной испарине. На нежной белизне кровоподтек выделялся особенно сильно и напоминал огромного темного жука, усевшегося на лицо.

И почему он не бросился на главаря банды на долю секунды раньше, чем она? Ведь собирался же, потому что ни на минуту не сомневался, что эта дуреха кинется в атаку. А все потому, что здравого смысла ни на грош, зато упрямства на троих!

Поколебавшись, Такер развязал ленты шляпки, сбившейся набок, и начал обмахивать бледное лицо в. надежде, что ток воздуха поможет Эмме прийти в себя.

И действительно, она застонала и шевельнулась, но потом снова впала в оцепенение. И неудивительно – в платье с таким узким и высоким воротом, застегнутым на множество мелких пуговок! Да в нем невозможно дышать! Бормоча витиеватые проклятия, Такер расстегнул несколько перламутровых пуговок, которые едва удавалось ухватить, настолько они были крохотные.

– Эмма, Эмма! Очнись!

Ресницы ее затрепетали. У него невольно вырвался облегченный вздох.

– Ну же, приходи в себя!

Веки медленно приподнялись, и какое-то время бирюзовые глаза смотрели Такеру в лицо невидящим взглядом. Потом они вдруг округлились, и девушка попыталась резко сесть.

– Эй-эй, что это на тебя нашло! Я не укушу! – Он мягко схватил ее за плечи и снова опустил на траву. – Сидеть тебе еще рано.

Сидеть? Эмма и не думала садиться. Просто ее чуть было не стошнило. Все вокруг зыбилось и кружилось самым неприятным образом. Склонившееся над ней лицо искажалось и уплывало, и это непрестанное движение снова заставило девушку схватиться за грудь. Голова болела страшно.

– Уходи… – прошептала она, зажмурившись, чтобы остановить кружение.

– И оставить тебя стервятникам? Может, и стоило бы.

Но вместо этого рука скользнула ей под голову и приподняла. Стало самую малость лучше. Вообще его присутствие странным образом ободряло. Эмма даже попыталась вспомнить, что происходит. Ах да! Ограбление!.. Возвращение домой в двуколке… Безумная жара, головокружение, боль в висках… И темнота.

– Я что же, вывалилась на ходу?

– Ты это вполне заслужила, – заметил Такер нелюбезным тоном, – но увы, Маллой, я как раз проезжал мимо и, хотя джентльмена во мне ни на грош, подхватил тебя. И как ты там, в Филадельфии, без меня жила? Кто, интересно, над тобой кудахтал?

Его колкость подействовала лучше нюхательной соли. Эмма открыла глаза и обнаружила, что кружение остановилось.

– Я прекрасно справлялась без твоей помощи, Гарретсон. И намерена справляться впредь. Что ты сделал с двуколкой?

– Изрубил на дрова, разумеется. Развел костер и поджарил лошадь на вертеле, а потом съел целиком. Ты что, шуток не понимаешь? – хмыкнул он, когда девушка попыталась сесть и оглядеться. – Вон твоя двуколка, никуда не делась. И лошадь цела.

Такер отчасти был встревожен ее упорными, но слабыми попытками подняться, отчасти забавлялся ими.

– Дай же мне встать, Гарретсон! Я уже в полном порядке и…

– Ты и в городе это твердила.

– Ничего страшного не случилось…

– И не случится, потому что пара хороших шлепков по заду лечит даже такую болезнь, как упрямство.

Эмма уставилась на него широко раскрытыми глазами. Кто знает, на что способен тип, у которого так стиснуты зубы и сверкают глаза?

– Ты не посмеешь!

– Кто знает.

Негодование и страх так недвусмысленно отразились на лице девушки, что Такер рассмеялся: