Заключённыий волк - Каролайн Пекхам

со шрамом вдоль всей стороны лица и лезвиями вместо пальцев. Все зависело от того, что вас привлекало физически. Инкубы были перевертышами самого лучшего, мать их, вида. Мы могли влезть в шкуру любого самого глубокого, самого темного желания, просто прикоснувшись к человеку и почувствовав это в его плоти. И самое лучшее в этом деле было то, что я сохранял каждую кожу, которую когда-либо использовал. Если бы у меня был доступ к моей форме Ордена, я мог бы выглядеть как кто угодно из них. Мужчина, женщина, высокий, низкий, смуглый, светлый — у меня было все, и все, что между этим.

Конечно, здесь я не мог сдвинуться, поэтому не мог использовать такую власть над своей внешностью. Но моя личность разделилась на такое количество частей с тех пор, как Проявился мой Орден, что я мог без проблем переходить от одной к другой. Настоящей проблемой было понять, какие части моей личности действительно принадлежат мне, а какие были чужими фантазиями, застрявшими в моей голове. К счастью, мое настоящее лицо в любом случае имело достаточный вес у девушек, и в сочетании с моими сладкими словами я мог прекрасно устроиться здесь. Не с постоянными минетами и оргиями, но я выживал.

— Здесь. Но только на тридцать минут. Офицер Кейн сегодня следит за моей задницей, потому что он поймал меня на передаче сигареты заключенному сегодня утром, — со вздохом сказала Лушенс.

— Выглядит довольно бессмысленно, — задумчиво сказал я.

— Ну, ты же знаешь Кейна, — она пожала плечами. — Ему нравится, когда есть кого исправлять.

— Я имел в виду, что курить бессмысленно, — сказал я более грубым тоном.

— Почему? — нахмурилась она, ее насупленные брови сошлись вместе.

— Нужно чертовски много целительной магии, чтобы постоянно излечивать эти раковые клетки.

Лушенс хмыкнула, а я невинно пожал плечами. Правда была правдой. Я никогда не лгал. Не намеренно. Проблема была в том, что все во мне было легко изменчиво, поэтому трудно было определить, какие вещи были правдой, а какие ложью. Однако у меня было несколько твердых фактов, которых я придерживался. И все они сводились к одному особенному расстройству личности: Я был плохим, плохим фейри.

Факт номер один: Я убийца. Холоднокровный, покрывающий стены кровью, с улыбкой на лице. Я был наемным убийцей, идеально подходящим для такой работы, учитывая мой Орден. И причина, по которой мне это так нравилось? Меня нанимали самые злобные ублюдки в королевстве, чтобы убивать еще более злобных ублюдков. Меня нанимали только для убийства худших из худших, засранцев Солярии. И это меня вполне устраивало. Так как я тоже был одним из них. И никто не знал, как убить монстра так же хорошо, как другой монстр. К тому же, многоликая форма моего Инкуба означала, что меня почти невозможно поймать. Почти — это главное слово. Отсюда и моя нынешняя ситуация. Но это было не так. Моя. Гребаная. Ошибка. Должно быть, меня сдали ФБР. Я просто еще не выяснил, кто из моих бесконечных врагов сделал это. У меня их было слишком много, чтобы сосчитать. Но когда я это выясню, ох, святой, гребаный ад, я собирался содрать кожу с виновника в рождественское утро и сделать из нее рекламный щит с надписью Вот Что Бывает С Фейри, Которые Трахаются С Сином Уайлдером P.S. Счастливых Праздников.

Второе: мне нужен был секс, чтобы функционировать. Мой Орден требовал его для восстановления моих магических резервов, поэтому секс постоянно был у меня на уме. Часто. Чаще, чем у среднестатистического парня с порнозависимостью. Если я не трахал кого-то, то думал о том, чтобы трахнуть кого-то. Я был настоящим сексоголиком и с радостью признавал это. Но так как я был Инкубом, я получал бесплатный пропуск на терапию от этого. Лечения для этого малыша не существовало. Мне нужен был секс, как Пегасам нужен полет сквозь облака, как Драконам нужно золото, как Вампирам нужна кровь. Это была сделка, которую мне приходилось совершать регулярно. И, несмотря на дурную репутацию, которую это создавало моему виду — не то чтобы нас было много в мире — мне было наплевать. Видите ли, в том, чтобы быть мной, были свои плюсы. Когда ты ходячая говорящая секс-кукла, никто и никогда особо не обращал на тебя внимания. Что, по сути, делало меня невидимым. И это мне нравилось.

Номер три: На самом деле меня зовут не Син Уайлдер. А Уитни Нортфилд. Гребаная… Уитни. Либо у моей матери было извращенное чувство юмора, либо она решила присвоить мне свое имя за несколько часов до того, как выбросила меня в мусорный бак на углу Лунной улицы. Не рядом с баком. И даже не со снятой крышкой. Внутрь, крышка опущена, ребенок кричит. Так мне поведали газеты много лет спустя; свидетель видел, как она скрылась в ночи, словно пук на ветру. Она оставила меня завернутым в одеяло с вышитым на нем моим именем, так что либо эта сумасшедшая блять надеялась, что меня найдут — в мусорном контейнере, сука! — либо она забыла, что оставила меня там с крошечной подсказкой о моем прошлом. Пытался ли я выследить Уитни Нортфилд и швырнуть ее задницу в мусорный бак в качестве возмездия? Да, черт возьми. Нашел ли я хоть одно совпадение во всей гребаной Солярии? Ни единого.

Лушенс засунула руку в карман и протянула мой подарок. iPod с парой наушников, обернутых вокруг него. Я облизнул губы, когда потянулся за ним, и ее пальцы коснулись моих, когда она передавала его. Я мгновенно возбудился. Это было чертовски низко даже для меня. Но три месяца здесь заставили меня тереться о стены, а эти грубые кирпичи не очень-то приветливы. И даже когда я ласково уговаривал их. И для человека, который любит трахаться грубо, шлифовка моего члена наждачкой все еще была жестким пределом даже при таком уровне отчаяния.

— Спасибо, Лушенс.

Я повернулся к ней спиной, и через секунду люк захлопнулся.

Я вставил наушники и проверил ее недавно добавленные песни. На экране высветилась целая куча поп-музыки, и я кликнул на ту, которую она слушала чаще всего. Что-то под названием Physical от Dua Lipa зазвучало в моих ушах, и да — да, да, да, да. Мои вены гудели от энергии, когда быстрый ритм этой песни врезался в мою душу и вернул жизни смысл.

Я увеличил громкость, так что чуть не лопнули барабанные перепонки, затем засунул iPod в карман и стал танцевать. И, блять, танцевал и танцевал. Я проигрывал