В плену отражения - Татьяна Рябинина

Ливень с градом обрушился, когда Маргарет уже поднялась в свою комнату и стояла у окна. Мартин в этот момент бежал через мост, чтобы спрятаться под аркой. Любопытно. Я точно вспомнила, что и в прошлый раз дождь начался, когда Маргарет стояла у окна и смотрела на бегущего по мосту Мартина. Но сейчас мы задержались на поляне. Выходит, время остановилось, пока мы с Тони обменивались любезностями?

Было еще не поздно, но потемнело так, словно наступил вечер. Ветер бушевал, ломая ветви деревьев в парке. Градины размером с крупную горошину скакали по камням. Молнии сверкали каждую минуту, а гром, казалось, не прекращался вовсе — его раскаты накладывались один на другой.

Мартин стоял под аркой и смотрел на скачущие градины. О чем он думал, не узнает уже никто и никогда. А я пыталась хоть как-то разложить по полочкам свои чувства.

Тони, мой Тони — со мной, здесь! О таком я и подумать не могла. Наверно, я еще никогда так не радовалась ему. Даже когда он позвонил мне и сказал, что хочет прожить со мной всю жизнь. Даже когда встретил меня — невесту! — в Хитроу. Даже когда я официально стала миссис Каттнер. Теперь — чтобы ни случилось! — он будет со мной. Пусть даже в облике Маргарет.

И тут же страх — а что, если ничего не выйдет? Как наша девочка будет расти с родителями, идеально подходящими на роли ходячих мертвецов? Нет, лучше не думать об этом, иначе просто руки опускаются. Мысленные такие руки.

А еще сбоку козявкой прилепилась какая-то глупая обида. Не нравлюсь я ему, видите ли, в теле Мартина. Ясень пень, не нравлюсь. Можно подумать, он мне нравится женщиной. Щетина его колет, грудь мешает. Ничего-ничего, дорогой, сейчас тебе в туалет захочется, горшок под стулом — вперед с песнями. А потом Элис будет тебя раздевать на ночь. Если вдруг это покажется тебе… хм… эротичным, привычной мужской реакции не последует. А еще через пару дней…

Не успела я представить себе унылую Маргарет, сидящую взаперти с подколотой рубашкой, как Мартин оглянулся по сторонам, одним ловким движением извлек из гульфика свое хозяйство и прямо тут же под аркой справил малую нужду. Я мысленно скривилась, но не зря говорят, что душа живет под мочевым пузырем. Физически мне стало хорошо, и с некоторой долей досады пришлось признать, что этот способ гораздо удобнее женского.

По большому счету, можно было пойти к Тони прямо сейчас. Все равно бы нас никто не увидел. Но обида никак не желала уходить. Ну нет. Ночью — значит, ночью. Назло бабушке отморожу уши. Поэтому я предоставила Мартину действовать по наезженному. Даже любопытно было, чем он займется.

Постояв еще немного под аркой, Мартин пробежал через двор и нырнул в боковую дверь для слуг. Стряхивая воду с берета, спустился по лестнице и пошел по длинному узкому коридору. Это место я никогда не видела. Маргарет нечего было там делать, а в настоящем, когда мы с Тони ночью пробирались через подвал, все выглядело уже совсем по-другому. Видимо, эту часть замка тоже капитально перестроили.

В XVI веке третьего этажа еще не было, и комнаты слуг располагались в подвальной и цокольной части замка. Мартин делил свою с двумя соседями. Это была тесная темная каморка, пахнущая плесенью и мужской раздевалкой. Крохотное окошко под потолком, три лежанки с грубыми одеялами, стол и скамья вдоль одной стены. В углу валялись два больших вещевых мешка, тут же стоял небольшой сундук Мартина. Вот и вся обстановка. Видела бы Маргарет, в каких условиях живет ее любезный.

Во мне снова зачесалось любопытство. Всерьез ли Бернхард рассорился с папашей-маркграфом и хлопнул дверью, или это просто была игра в бродягу-экстремала? Неужели он жил в этой подвальной норе все лето только ради Маргарет? А может, просто больше некуда было податься?

Света, Света… Ты, как и всякий другой человек, уверена, что только у тебя вечная неземная любовь, а у остальных — кобеляж и прочие неприличности.

Подошло время ужина — той самой трапезы, которую потом почему-то стали называть обедом. В прошлом году, собираясь в гости к Люське и не желая опозориться за столом, я старательно изучила толстенную книгу по этикету, от средневековья до современности. В тюдоровском Скайхилле меня удивило, что уклад там значительно отличался в архаичную сторону от принятого при дворе, где Хьюго вырос и провел большую часть жизни. Но потом я сообразила, что все дело в слугах. Именно они были хранителями традиций, которые передавались из поколения в поколение. Поэтому лорду, желающему что-то изменить в своем поместье, надо было приложить максимум усилий. И даже в XXI веке, как показал пример Люськи и Питера, в этом плане все осталось по-прежнему.

Так вот, ритуал общих ужинов в Скайхилле, неважно, праздничных или обыденных, сохранился чуть ли не с раннего средневековья. Начать с того, что слуг в замке была целая армия — на одного-то графа и троих его домочадцев. Гости приезжали редко, и длинные столы за трапезой чаще всего пустовали. Но слуги за ужином всегда присутствовали строго по регламенту, от распорядителя трапезы, подчинявшегося непосредственно дворецкому, до самых младших помощников, которым доверялось лишь донести блюда от кухни до дверей зала.

Как я уже говорила, нынешний главный фасад Скайхилла в те времена был боковым, а вход находился в другом месте. Напротив галереи на возвышении между двух окон стоял главный стол. В центре под балдахином сидел Хьюго, по правую руку от него Миртл и Роджер, по левую — Маргарет. Еще несколько мест были отведены для Особо Важных Гостей, но они, как правило, пустовали. Rewarde[1] в будние дни тоже обычно оставался пустым. Места за ним были зарезервированы для титулованных особ, высокопоставленных чиновников и духовных персон.

А вот second messe[2] был полон всегда. Там сидели окрестные эсквайры и мелкие землевладельцы, приехавшие засвидетельствовать почтение или обратиться с просьбой. Компанию им составляли служащие поместья высшего ранга: управляющий имением, секретарь Хьюго, счетовод. На самом дальнем конце ютились лица, социальный статус которых вызывал сомнение — в том числе и Мартин. Хотя формально он был простым ремесленником, но все же являлся подручным придворного художника, да еще и иностранцем.

Когда Мартин вошел в зал, обычный ритуал уже начался. Столы были накрыты, и Хьюго восседал на своем месте. Остальные мыли руки. Резчик, поклонившись хозяину, развернул перед ним хлеб и снял пробу. Одновременно распорядитель и виночерпий поднесли чашу для рук и полотенце. В это время повар и дворецкий пробовали первую перемену блюд, которые уже находились на сервировочных столах вдоль стен. Пока домашние и гости рассаживались по местам, резчик разделывал мясо и птицу, а старшие слуги дегустировали напитки. На главный стол еду подавали в тарелках, на остальные ставили общие блюда.

Когда все расселись и готовы были начинать, Хьюго поднялся и благословил трапезу. Музыканты на галерее принялись играть что-то заунывное. Как только граф опустил ложку в тарелку с супом, его примеру последовали и все остальные. Маргарет к ужину не вышла. Я знала: она сказалась больной и осталась у себя. Но Мартин все равно постоянно косился вправо, поглядывая на ее пустое место.

Когда он вернулся в людскую рядом с кухней, первая смена слуг, которые не обслуживали господ в зале, как раз заканчивала свой ужин. Наверно, ему должно быть неловко, подумала я. Мартин был единственным, кто удостоился места за графской трапезой, пусть даже только за ужином. Но, кроме общей комнаты, идти ему было некуда. Каморка в подвале была холодной, сырой и при этом душной, а ворота замка на ночь запирали — не погуляешь.