Станция похищенных душ - Наталья Калинина

Звонка все не было, и уровень маяты достиг критической отметки. Ева сняла трубку домашнего телефона и сама по памяти набрала номер мобильного Василия.

– Да, – ответил руководитель поисковой группы. Ева услышала фоном какие-то шумы и голоса, словно мужчина находился в многолюдном месте.

– Мы уже на месте, – продолжил он. – Разбиваем территорию на квадраты, разделяемся на группы и начинаем прочесывание.

Ева невольно улыбнулась: нравился ей этот Василий. Деловой, собранный, отвечает всегда по делу и не разменивается на пустые слова.

– Я тоже приеду, – ответила она, хоть изначально не планировала ехать на станцию. Но внезапно поняла, что не сможет находиться дома в мучительном ожидании маломальских новостей.

Василий ответил, что нет нужды в ее приезде.

– Я не буду мешать. Мне нужно быть там, с вами, понимаешь?

Василий понимал. И потому не стал ее больше отговаривать. Ева сбросила вызов и вызвала такси.

Машина приехала за ней через четверть часа. Этого времени ей хватило, чтобы переодеться в удобную одежду и заплести волосы в косу. Когда Ева открыла дверь, собираясь спуститься на улицу, то едва не споткнулась о стоявшую на коврике сумку, потерянную ею на станции. Внезапно задрожавшими руками она осторожно раздернула молнию и заглянула внутрь. Все оказалось на месте: ее уже почти разряженный телефон, кошелек с деньгами, паспорт и всякая женская мелочевка. Может, кто-то нашел ее сумочку на станции и, прочитав в паспорте адрес владелицы, отнес ей? Эта наивная мысль развеялась, едва Ева вытащила из сумки сложенный вчетверо белый бумажный лист и прочитала напечатанные на компьютере слова:

Номер был незнакомым, но Иван понял, кто ему звонит еще до того, как нажал на кнопку вызова. Голос Евы в трубке звучал растерянно и так, будто девушка до последнего сомневалась, стоит ли тревожить его звонком. «Мне подбросили сумочку. Ту, которую я потеряла ночью. И в ней лежала записка. Мне кажется, она имеет отношение к тебе», – на последней фразе Ева споткнулась и замолчала, словно не решаясь прочитать по телефону написанное. «Я сейчас приеду. Ты где?» – вырвалось у Ивана прежде, чем он успел обдумать ответ. Впрочем, в том, что он моментально сорвался на старую станцию, была веская причина – ощущение, что вокруг них с Евой начала клокотать болотная жижа.

Сегодня утром, в то время, когда он завтракал с Евой в кафе, его мать обнаружила во дворе дома их собаку отравленной, а рядом – напечатанную на принтере новую записку:

Мама плакала и причитала, горюя по Ларсу, отец угрюмо смолил сигарету за сигаретой, хоть в последнее время не курил в день больше трех. Иван мысленно посылал проклятия на голову той дряни, которая убила невинное животное. Но сквозь клокочущий гнев и горячую жажду хорошенько вмазать извергу пробивался холодный страх. Страх за близких, ведь угрозу, что в его родной дом придет смерть, исполнили. И Иван опасался, что «игра» на этом не окончилась. Поэтому, едва услышал фразу Еву о новой записке, рванул к девушке не раздумывая.

В дороге ему вновь вспоминались слова Вовки накануне его гибели: «Я, кажется, знаю, что случилось с Пономарем». Да, человек внезапно смертен, да, случаются и не такие фатальные совпадения, но вот только интуиция, заточенная за годы в большом бизнесе до тонкости осиного жала, не давала успокоиться.

Расплачиваясь с таксистом у въезда на старую станцию, Иван так и не решил, стоит ли рассказывать Еве о полученных им записках, «ужине воспоминаний» и убитой собаке. С одной стороны, ему не хотелось тревожить девушку, переживающую пропажу сестры, еще больше. С другой – кто предупрежден, тот вооружен. Иван рассудил, что посмотрит по обстановке: вначале надо узнать, что за записку подбросили Еве.

Девушку он узнал издали. Она стояла у края платформы и задумчиво грела в ладонях небольшой стаканчик от термоса. И еще раньше, чем он успел ее окликнуть, оглянулась, словно почувствовала его приближение.

– Привет, – поздоровался Иван. С волосами, заплетенными в толстую растрепанную косу, доходившую ей до лопаток, одетая в неяркую и повседневную одежду Ева очень напоминала ту девочку-подростка, которую он знал шестнадцать лет назад. Она словно опять стала «невидимой». Даже цвет ее волос, который, как утром заметил Иван, при свете солнца отливал платиной, потемнел и поскучнел. Ева улыбнулась, но глаза при этом у нее оставались печальными. Грусть шла ей – к ее синим глазам, пепельно-русым волосам, фарфоровой коже и тонким чертам лица. Печаль придавала ей загадочности, а скорбь еще больше делала Еву похожей на снежную принцессу. Но когда улыбка слегка трогала ее бледно-розовые губы и растапливала в синих озерах льдинки, Ева преображалась. Словно в Северном королевстве наступала весна.

– Как ты? – спросил Иван, останавливаясь напротив нее.

Девушка пожала плечами.

– Как видишь. Тут. Не сидится мне дома.

– Есть какие-то новости о Тине?

– Нет, – качнула Ева головой и отвернулась, всматриваясь вдаль, туда, где обследовала свой квадрат одна из групп волонтеров. – У тебя как? Что-то серьезное случилось дома?

– Нет, – после некоторой заминки произнес Иван. Не сейчас и не здесь. – Так… У отца машина забарахлила. Вызвал меня на подмогу.

Она кивнула, принимая его объяснения, и вновь отвернулась.

– Спасибо за то, что приехал. Мне очень не по себе. Это место, поиски… Кошмарное де жа вю. Не думала, что когда-нибудь все повторится. Очень боюсь того, что Тину не найдут, как того мальчика. Или, наоборот, найдут, но…

Она не договорила, только судорожно вздохнула и залпом допила содержимое стаканчика.

– Не надо так думать, Ева.

– Сложно, Иван.

– Что за записку тебе подкинули вместе с сумкой? – поспешно сменил он тему.

– Ой, прости. Вот, – Ева поставила пустой стаканчик на край платформы и извлекла из кармана сложенный лист. – Чей-то глупый розыгрыш.

В ее голосе вновь послышалось смущение. И когда Иван развернул листок, понял его причину.

– Хм. Иван-Царевич или Иван-дурак?

Он улыбкой постарался приободрить девушку, показать, что записка и в самом деле – чья-то неумная шутка.

– Даже не знаю, что думать. У меня только один знакомый Иван – ты. Поэтому я подумала, что записка имеет какое-то отношение к тебе. И так когда-то тебя при мне назвал Борис, – призналась Ева, покраснев.

– Вот как? Интересно, в связи с чем?

– Уже не помню, – окончательно смутилась она.

– Точно не помнишь, Ева? – сощурился Иван, не поверив. – Вспомни, пожалуйста. Это может оказаться важным. Почему Долговязый так сказал?

– Кажется, потому, что считал, будто ты не разбираешься в людях.