Меня зовут Ворн - Катэр Вэй

Лицо вождя исказила гримаса непонимания, а затем гнева.

– Повтори то, что ты сейчас сказал, только понятными словами, – шепнул Калину рядом стоявший Хузар.

Калин усмехнулся, но постарался пояснить более доступными для их понимания словами. Нервное напряжение, давившее мальчика столь длительное время, начало искать выход. Калин откровенно нарывался на неприятности. Он устал бояться. Устал от неизвестности и хотел действий. Пусть происходит хоть что-то. Пусть на него злятся.

«Да лучше пускай убьют, чем эта чертова свадьба!» – вопил истеричный голос в душе.

Его не пугали монстры, зомби и людоеды так сильно, как одна только мысль о предстоящем людоедстве. Почему-то было чувство, что он полностью лишится не только свободы, но и души. Это жутко пугало, толкая к безумным поступкам. Калин уверил себя – каннибалом ему не быть! Лучше умереть, оставшись человеком, чем жить без души, как они. Эти мысли подкачивали в кровь адреналин, и выливалось все в безумную веселость, острый язык и желание вступить в свою последнюю схватку, если не за жизнь, то хоть за душу. Надо только подгадать момент, ведь жить все-таки хотелось очень, и Калин ждал. Он ждал тот самый шанс, который на миг даст ему возможность спастись. Закончив свои разъяснения тупым аборигенам (как думал про них обозленный мальчик), он нагло оскалился, ожидая гневной реакции вождя.

– Если за год ты получишь столько меток, то станешь самым великим воином в истории нашего рода, – заявил вождь совершенно спокойным тоном. – Даже у меня еще есть свободное место на теле, а я достиг многого за свою долгую жизнь. Мне нужны такие храбрецы, как ты. Я рад, что теперь ты с нами.

Вот тут вождь сильно слукавил, потому как радости от этого у него и на грамм не было. Мысли о возможном перевороте и свержении его с трона не давали покоя.

– Ну, вот и все, Калин, теперь ты мужчина и можешь жениться на моей дочери.

– Что, это весь обряд становления, что ли? – удивился, а больше испугался теперь уже точно неминуемой свадьбы Калин. – Но я же…

Вождь поднял руку в жесте «заткнись».

– Ты перебил большую часть гончих и тем самым доказал, что достоин зваться охотником. Ты убил почти весь дозорный отряд, и тем самым показал, что достоин звания воина. А то, что ты достоин называться мужчиной, мне сказала служанка, которая обрабатывала твои раны. Так что, Калин, как видишь, ты прошел все условия обряда. Ну, немного иначе, не так, как, в основном, наши молодые, но результаты у тебя даже лучше и много значимей, чем у них. Особенно если учитывать твой возраст. Так что я спокоен за свою дочь и род свой. Ты способен стоять рядом с ней плечом к плечу в битве, способен оплодотворить ее и прокормить ее и дитя. Готовься к брачному обряду. Твой родич скажет тебе, что нужно делать, – сказал вождь, а сам подумал, что сам бы с радостью отменил эту свадьбу, но это будет сильнейший удар по его достоинству и чести. Так уронить себя в глазах своих людей он не может.

Челюсть Калина отвисла. Ошарашенный новостью настолько, что не мог вымолвить и слова, он просто стоял с приоткрытым ртом, хлопая ресницами. Такого поворота событий он никак не ожидал, до последнего надеясь, что не прошедшему обряд взросления женитьба не грозит, а тут вдруг выясняется, что он его прошел. Шок – это меньшее, чем можно охарактеризовать состояние мальчика. Он даже позабыл про свое намерение довести до ярости вождя и, кинувшись в бой, погибнуть.

– Лучше бы съели… – чуть слышно пробормотал он сам себе пересохшими губами.

Лексий довольно оскалился.

«Съесть – это мы всегда можем, – горько усмехнулся он в душе. – Я бы и рад тебя сожрать, да вот только теперь мучиться оба будем. Я – от переживаний за трон, а ты – от долгой, но мучительной жизни. „Предки слышат все, даже мысли“, – вспомнил он слова отца, и на миг стало страшно. – Нет, Гурд, я не собираюсь лишать жизни того, кто носит твой знак, – мысленно обратился он далекому предку, – но и власти своей я ему не отдам».

Тарна оптимизма отца не разделяла. Вид девушки оставлял желать лучшего. Словно корова перед воротами бойни, стояла она у трона. Все планы юной каннибалки по расправе над еще не состоявшимся, но уже ненавистным супругом рухнули карточным домиком. Убить подопечного Великого – считай проклясть весь свой род на полное истребление. Она не любила сестер, но отец был ей дорог, его смерти она не хотела.

– И куда это все делись?

Калин сидел на полу в небольшой комнате без окон, с почти обычной кроватью на ножках, только собрана она была не из дерева, а из больших костей неведомого мальчику животного. Судя по останкам, при жизни это существо должно было достигать размеров не меньше мамонта. Предмет мебели настолько заинтересовал, что Калин рассмотрел его со всех сторон. Костяные планки и перекладины в местах стыков прилегали так плотно, что не просунуть и лист бумаги. Ремни из толстой шкуры удерживали добротный прошитый матрац, гнутые были спинки украшены резьбой. Рядом стоял здоровенный сундук с обитыми железом углами, а на стене висели пустые полки. Судя по следам пыли, совсем недавно на них что-то стояло. Вся немногочисленная обстановка сделана по уму, удобно и очень качественно, как говорится, на века. На полу мягкая шкура вместо ковра, на стенах рисунки: сцены боя и охоты, пейзажи города и леса, выполненные в цвете и довольно умело. Калин медленно шел вдоль стен, внимательно рассматривая творчество меченых. Он не помнил, как оказался в этом помещении. Очнувшись лежащим на полу неизвестно где, первым делом проверил нож.

– Уф, – выдохнул с облегчением, – на месте.

После разговора с вождем шаман снова дал выпить отвар. Калин выпил, подумав, что раз его желают женить, то точно не отравят, по крайней мере, пока. Не ожидая подвоха, он опустошил поднесенную емкость и не успел ее вернуть проклятому колдуну, как мир вокруг поплыл в глазах, свет померк. Очнулся мальчик уже здесь.

Дошел до двери. Железная, низкая, узкая, как на корабле. Подергал ручку – заперто.

Почему-то даже не удивился. На полу в углу глиняный таз и кувшин того же материала. Заглянул – вода. Рядом сложенная вполне чистая тряпка. Принюхался к кувшину – слабый кисловатый запах, будто недавно в этом кувшине держали скисшее молоко. Пить не рискнул. В животе громко заурчало и свело от запахов. Голод мучил уже настолько, что мальчик готов был съесть что угодно, даже в сыром виде.

«Интересно, сколько времени прошло? – размышлял он, медленно вышагивая по комнате, продолжая разглядывать стены. – Сутки бродил по тоннелям, ну, примерно сутки в клетке просидел, тут еще повалялся… хм… двое? Трое?»

Желудок вновь свело. Калин согнулся, ухватившись за живот. Стиснув зубы, матерно выругался и повернулся к кувшину с водой. Долго принюхивался, но все же решил сделать пару глотков. Жжение внутри тут же прошло, резь утихла, только урчать желудок стал чаще и громче.

– У, гады, хоть бы сухарей каких дали, козлы крашенные! – прорычал он раздраженно. Ярость нарастала.