Сокровище Великих Моголов - Наталья Александрова

Ой, не смешите мои тапочки, так только в американских сериалах бывает…

Ресторан оказался огромным и правда дорогим, я даже забеспокоилась, что не хватит денег, выданных Сарычевым.

Майка выглядела какой-то озабоченной – похудела, в глазах блеск беспокойный.

– Как живешь? – Я решила начать издалека. – Какие новости на личном фронте?

Вроде бы в прошлый раз она говорила, что есть у нее кто-то на примете. Надо, сказала, определяться, о будущем думать… Я еще удивилась, никогда раньше от нее такого не слышала.

– Да ничего живу. – Майка оглядела зал, который был пуст, чему я порадовалась – можно спокойно поговорить.

– Янка, – Майка оторвалась от меню, – во-первых, я пошутила, ланч пополам, а во-вторых, что у тебя-то стряслось?

– Что, так заметно? – расстроилась я.

– Постороннему человеку – нет, но мы же с тобой столько лет знакомы…

– Ладно, – решилась я и махнула рукой официанту, который деликатно маячил поблизости, – насчет денег не стесняйся, не на свои тебя угощаю, а остальное потом.

Когда официант рысью побежал выполнять заказ, я поглядела на Майку внимательно.

– Что-то с тобой не так… влюбилась, что ли?

– Если бы… – Майка погрустнела. – В общем, тут такое дело… в школе у меня любовь была, ужас прямо какая. А потом как-то все… короче, я и уехала-то из дома, чтобы новую жизнь начать. А он, Витя мой, в армию ушел, потом где-то еще служил, в другом городе жил, а потом в Саратов вернулся. Но перед этим сюда приезжал.

Ну, встретились, посидели, поговорили, он и говорит: «Возвращайся домой, выходи за меня замуж». Они с другом свой бизнес открывают, охранное предприятие, у него мать болеет. Надоело, говорит, по чужим квартирам маяться, дома будем жить. И у меня как раз квартира там есть. Говорила я тебе про дядьку своего?

– Говорила…

Майку и назвали в честь дядьки, который родился первого мая, за что и получил редкое для мужчины имя Май. И в детские годы очень по этому поводу расстраивался. А потом привык, с девушками опять же легче… Майку он очень любил, детей своих у него не было.

– Умер дядька в прошлом году, – грустно сказала Майка, – мне квартиру оставил. Старый был, за восемьдесят уже, на самом деле не дядька он мне, а деда брат. Ну, в общем, уехал этот мой Витя, а я в полном раздрае нахожусь. Уехать, все бросить? Столько лет уже в Питере прожила… А с другой стороны, чего бросать-то? Ни работы приличной, ни квартиры, ни мужика нормального так и не завела.

– А-а… ты говорила…

– Забудь! – Она махнула рукой. – Таким занудой оказался, час посидишь – скулы сводит!

Принесли еду. Майке салат, а мне – целую тарелку спагетти с грибами. Дома теперь как следует не поешь, этот троглодит все сожрет, не успеешь до стола донести, и не икнется ему…

– Майка, просьба у меня к тебе. – Я вспомнила, зачем пришла, и замялась.

– Говори как есть! – прервала меня Майка. – Иначе ничего делать не стану!

И я ей все рассказала. Как говорится, от и до, ничего не скрывая, не упомянула только, что мы с шефом переспали три месяца назад (черт меня дернул!), и не стала передавать его приключения под землей и в музее. Насчет первого снова вспомнились мамины заветы, а про второе – просто не стала лишними подробностями человека грузить.

Майка выслушала меня внимательно, не ахая, не охая и не перебивая.

– Вот такая вот история… – вздохнула я. – Влипла туда без всякого на то желания, чисто случайно…

– Случайно? – Майка подняла брови. – Ну-ну… Ладно, что от меня нужно?

– Не могла бы ты… в общем, узнать все про участок… это где-то на окраине Петроградской стороны в районе улицы Зелениной…

Адрес сказал мне Сарычев, но мялся и морщился, видно, плохо запомнил.

– Которая Зеленина? – спросила Майка. – Большая, Малая, Глухая?

– Их так много? – Я вытаращила глаза. – Да черт ее знает какая! Вроде там хлебозавод старый был…

– Хлебозавод имени Кашеварова?

– Точно! – обрадовалась я. – Хлебозавод…

– Это Кривая Зеленина улица.

– Майка, откуда ты так хорошо знаешь?

– А я, по-твоему, где работаю? – отмахнулась Майка. – В каком агентстве? Наизусть уже полгорода выучила!

– Быть тебе скоро не секретарем, а директором! – посулила я.

Мы выпили еще кофе, и Майка сказала, что выяснит, что можно. И позвонит. Как только – так сразу.

Рабочий день уже подходил к концу, когда переговорное устройство на столе Майки щелкнуло, хрюкнуло, и из него донесся усталый голос директора.

– Майя, сделай мне кофе… как обычно, американо, без сахара, но с лимоном.

– Да, Глеб Леонидович… конечно, Глеб Леонидович… одну минуту, Глеб Леонидович… – пропела Майка, отрываясь от созерцания в компьютере осенней коллекции платьев известной фирмы.

Отчего-то попадались только свадебные, и Майка даже расстроилась, потому что так и не дала Витьке никакого ответа. А он долго ждать не станет, уж она знает.

Она заправила кофеварку, приготовила большую чашку, положила в нее ломтик лимона – у шефа были странные вкусы, – отнесла чашку в кабинет и вернулась на свое рабочее место.

И тут в приемной появился очередной посетитель. Это был высокий, очень худой мужчина с темными ввалившимися глазами и жестким ежиком седеющих волос.

Бросив на Майку волчий взгляд, он прямиком направился к кабинету директора.

– Одну минутку! – Майка вскочила и попыталась остановить незнакомца. – Вы договаривались? Вы записывались? Глеб Леонидович занят…

– Сиди, вертихвостка! – рявкнул на нее посетитель и так взглянул, что Майка отлетела, как от удара, приземлилась обратно на свое место и испуганно скорчилась.

Посетитель распахнул дверь кабинета ударом ноги, вошел внутрь, захлопнул дверь за собой.

И тут же из динамика донесся его хриплый, раздраженный, неприязненный голос:

– Здравствуй, Палкин!

– Я Ёлкин…

– А мне без разницы. Сидишь, значит? Кофе пьешь?

– Вы извините… – забормотал в ответ шеф, – я не понимаю… что, собственно…

– Не понимаешь? – прохрипел посетитель. – Ничего, сейчас ты все поймешь…

Майка поняла, что шеф забыл выключить переговорное устройство после того, как заказал ей кофе.

Ее разобрало любопытство – кто этот человек с волчьим взглядом, чего он хочет от Ёлкина и почему шеф, обычно суровый и серьезный мужик, так перед ним заискивает. С другой стороны, ей было страшновато – сам облик того человека внушал ей невольный страх, притом что она ничего пока не сделала. Что будет, если он поймет, что она подслушивала…