Мир пауков. Крепость - Колин Генри Уилсон

– Вот и показала, – хихикнул Вайг. Прошло минут пятнадцать. В конце концов показалась Одина, за ней Сайрис.

– Пошли скорее! – злобно рыкнула служительница, отчего возницы пугливо сорвались на рысь. Одина смерила взглядом Вайга, затем Найла, и оба отвели глаза. – Повезло же вам, что это я, а не кто-нибудь другой, – сказала она. – За незаконную случку полагается полсотни ударов плетьми.

– За случку?

– Что вы такое натворили? – Сайрис не могла взять в толк, что произошло.

– Она просила помочь докатить тяжелую тачку, – стал оправдываться Вайг. – А когда зашли в кусты, набросилась на меня. Да так, что я думал, сожрет.

Одина строго посмотрела на Найла:

– А та, с темными волосами, тоже попросила, чтобы ты ей помог?

– Нет. Она сделала пальцами вот так, и я пошел узнать, что ей надо.

– Простаки вы оба. Неужто не ясно, что женский квартал для мужчин – заповедная территория? Доложи я все как есть, вас обоих лишили бы ушей.

В ее голосе, однако, слышались сочувственные, покровительные нотки.

– Но что такого в том, что кто-то целуется? Почему нельзя?

Одина глубоко вздохнула, словно сдерживая в себе ярость, и, снисходительно улыбнувшись, покачала головой:

– Вы еще много не знаете. Ничего страшного в поцелуях нет, если целуются те, кому положено. Но иногда случается так, что целуются не те.

– Что значит «не те»?

– Вы рабов еще не видели?

– Да, в общем-то, проезжали мимо поутру.

– Обратили внимание, какие это образины?

– Да.

– Это потому, что у них были «не те» родители. Видите, какая я здоровая, крепкая? – Она вытянула красивую руку и согнула ее в локте, показывая мускулы.

– Да.

– Потому что у меня родители были те, что надо.

Она улыбнулась открыто и по-доброму, будто этим объясняла все. Какое-то время братья сидели молча, обдумывая ее слова. Затем Найл спросил:

– А кто были твои родители?

В глазах у Одины мелькнуло недоумение:

– Откуда же мне знать?

Все трое удивленно посмотрели на нее.

– Ты не знаешь?

– Конечно, нет.

– А я вот знаю, кто мои родители. Одина кивнула:

– Да, но вы-то дикари, никто не следит за тем, как вы размножаетесь. Почему, думаете, все служительницы такие рослые и красивые? Потому что их родителей тщательно отбирали. А мужчины почему такие все статные, сильные? Потому что их растят не как попало, а пристально за этим следят.

– А скажи, все ли детишки появляются здесь на свет сильными и здоровыми? – спросила Сайрис.

– Разумеется, нет. От больных и слабых мы сразу же избавляемся.

– Но ведь это жестоко, – прошептала Сайрис.

– Вовсе нет. Жестоко сохранять им жизнь: они могут дать неполноценное потомство. Не допуская этого, мы очищаем наш род от убогих и больных.

– А рабы? Они как поступают? – спросил Вайг.

– Рабы – неполноценные. Их держат, потому что надо же кому-то делать черную работу. Ну и, конечно, паукам… – Она осеклась. – Хозяевам они нужны на пирах.

– Как прислуга? – неуверенно спросил Найл.

– Нет, нет. – В голосе Одины послышалось даже раздражение от такой непонятливости. – Как самое лакомое блюдо. Им нравится человеческая плоть. Мы, разумеется, держим коров, лошадей, овец. Но человечина, говорят, для хозяев вкуснее всего.

От таких слов пленники тревожно притихли. После долгой паузы Вайг спросил:

– А насчет своей участи… Никогда не опасаетесь?

Одина покачала головой:

– Конечно, нет, что ты! Своих слуг они никогда не трогают, кроме тех, конечно, которые выходят на улицу ночью. Или как-то иначе нарушают закон. Например, пытаются пробраться в женский квартал. – Она выразительно посмотрела на братьев.

Все это время – минут десять – повозка ехала по тому же широкому проспекту, направляясь к реке. Возницы теперь усиленно тормозили (дорога шла под уклон), не давая повозке разогнаться. Река находилась как раз перед ними – широкая лента, переливчато посверкивающая под солнцем. Гигантский мост, соединявший некогда оба берега, провалился, ржавые железные фермы изогнуты, покорежены. Колесничим велели остановиться. Одина указала на невысокое белое здание на той стороне:

– Вон она, детская.

– Но как туда перебраться? – спросила Сайрис, заметно волнуясь.

Ничего не отвечая, Одина ткнула пальцем в сторону лодки, лежащей на самой кромке берега, возле ступеней каменной лестницы, а затем хлопнула по спинам двоих колесничих:

– Можете нас перевезти. Остальные пусть подождут здесь.

Через несколько минут они уже были на середине реки.

Лодка гладко скользила по воде, продвигаясь все дальше с каждым взмахом весел.

– А как сломался мост? – поинтересовался Найл.

– Жучиные слуги взорвали.

– Чтоб матери не бегали навещать детей? – воскликнула Сайрис.

– Почему же? Можно встречаться два раза в год. Находиться вместе хоть целые сутки. Но многие предпочитают не обременять себя такими заботами. Я своих детей не видела с рождения.

– У тебя есть дети?

– Я их вынашивала и рожала, – пояснила Одина. – Но называть их своими я бы не стала.

– И тебе не хотелось с ними увидеться?

Женщина пожала плечами:

– Вначале скучала, с недельку, а потом все как-то забывалось. Я знала, что за ними хорошо ухаживают.

– А кто твой… Кто их отец?

– Одного звали Врукис, другого Мардак, а еще одного Крифон.

– И… – Сайрис сделала робкую паузу. – Ты с ними по-прежнему видишься?

Одина вздохнула. Вопросы Сайрис, очевидно, казались ей наивными.

– Я несколько раз видела их на улице. Но было бы невежливо показывать, что мы знакомы друг с другом. Понимаешь, они всего-навсего слуги. Их дело – производить детей. Они бы смутились, заговори я с ними.

– А у тебя нет к ним… Чувства?

– Это еще зачем? Неужели я должна испытывать чувство к этим вот, – она показала пальцем на колесничих, – за то, что они перевозят нас через реку?

Найл исподтишка посмотрел на мужчин, не смущает ли их такое замечание. Но те смотрели только вперед. Похоже, слова Одины нисколько не затронули их.

Лодка, ткнувшись о берег, замерла возле уходящей вверх каменной лестницы. Один из мужчин, выпрыгнув и привязав ее к камню, помог Одине выйти.