Четверги с прокурором - Герберт Розендорфер

– Два или больше засвидетельствованных официально чуда? – поинтересовался герр Гальцинг?

– Ну, с чудесами как раз особых сложностей ожидать не приходится, как мы могли убедиться на примере основателя «Опус Деи», молниеносно угодившего в праведники с легкой руки Ватикана. Нет, решающую роль играют деньги.

– Презренный металл?

– Процесс причисления к лику святых исключительно дорогостоящее дело, и семейство, о котором мой рассказ, спонсировало некогда причисление к праведникам одной монахини из Южной Америки, некоей, скажем, матери Марии Либерианы, которая вообще-то приходилась двоюродной бабушкой этой… – сейчас в темпе изобрету имя и для нее, и все ради того, чтобы не нарушать динамику повествования – так вот, назовем ее… – тут земельный прокурор затянулся сигарой, – …назовем ее Ленфельд.

– Фон Ленфельд, – подсказала хозяйка дома. – Вы ведь сами обращали наше внимание на…

– Да-да. Фон Ленфельд, разумеется. Итак, монахиня, которую предстояло причислить к праведницам, приходилась двоюродной бабушкой или даже двоюродной прабабушкой престарелой госпоже фон Ленфельд, и семейство взяло на себя оплату всех связанных с причислением расходов. Правда, был ли сей процесс завершен и удалось ли ей, ракетой взлетев на небеса, перекинуться словцом с этим наглецом Григоровиусом,[9]мне доподлинно не известно. На тот период упомянутая монахиня удостоилась лишь титула «героически добродетельной».

– Какого-какого? – не понял герр Гальцинг.

– Титула «героически добродетельной», – повторил герр Ф. таким тоном, словно речь шла о чем-то хорошо знакомом присутствующим, хотя при этом лукаво усмехнулся.

– Могу поспорить, вы сами только что изобрели этот титул, – усомнился герр Гальцинг.

– Отнюдь, – возразил доктор Ф., – такой титул действительно существует. Торжественно клянусь, призывая в свидетельницы мою любимую морскую свинку. Это необходимая промежуточная ступень перед причислением к праведникам. Присваивается Ватиканом. Со всей надлежащей торжественностью. Но вернемся к моей истории, которую вам не терпится услышать. О неслыханно богатом и до мозга костей католическом семействе.

– И произошедшем убийстве, – добавил герр Гальцинг.

– Что ж, от подобного никто не гарантирован, – произнес хозяин дома.

– Но не семейство фон Ленфельд, – продолжал земельный прокурор д-р Ф. – Там считалось, что есть события, которые не должны случаться ни с кем из них, и не важно, приходится ли потом нести за них ответственность или нет. Сюда относится и убийство, причем уже хотя бы потому, что подобное событие не может не привлечь всеобщего внимания.

Я уже упоминал, что моя первая встреча, если можно так выразиться, с младшей и, к несчастью, на тот момент покойной представительницей семейства Ленфельд произошла незадолго до конца моей деятельности в ранге следственного судьи. Спустя несколько дней, что, собственно, было известно задолго, я был переведен в первые прокуроры и вступил в должность заместителя начальника отдела особо тяжких преступлений и уже в этом статусе вновь столкнулся с делом об убийстве молодой госпожи фон Ленфельд. Будучи следственным судьей, я уже занимался этим делом, настигло оно меня и в должности первого прокурора. Такое иногда случается. Но наоборот – никогда. Дело в том, что если ты угодил из прокуроров в судьи и тебе вновь приходится заниматься делом, которым ты занимался, будучи прокурором, то подобную практику закон воспрещает. Но это так, к слову.

Уже после первых встреч с госпожой фон Ленфельд, матерью семейства, и герром фон Ленфельдом, братом жертвы, у меня возникло странное ощущение. Ощущение того, что обоих, и мать, и сына, куда меньше волновало, будет ли найден убийца, нежели возможная огласка. Фрау фон Ленфельд предприняла шаги в этом направлении и действовала, надо сказать, весьма неуклюже. Она обходила редакции газет, предлагая деньги за молчание. Самые серьезные издания отказались от предложенных денег, однако при этом не опубликовали ни строчки о трагедии семьи Ленфельд. Но, как говорится, не буди спящую собаку. Отыскалась одна газетчица, бессовестная особа, сотрудница одного из двух выходящих в Мюнхене бульварных листков, мне и раньше приходилось иметь с ней дело; должен сказать, что она принадлежит к числу дур, и не просто дур, а дур набитых, да и фамилия ее была из самых что ни на есть заурядных, какую носят миллионы – то ли Майер, то ли Хубер, так вот она занялась этим делом и опубликовала статейку хоть и под так называемым броским заголовком, но совершенно бесцветную и малосодержательную, так что всеобщий интерес, к великому облегчению членов семьи фон Ленфельд, быстро угас. Однако упомянутый образчик журналистского слабоумия тем не менее в дальнейшем возымел действие.

Впрочем, странностей в связи с этим делом хватало. В один прекрасный день фрау фон Ленфельд пожаловала к некоему высокому прокурорскому чину, земельному прокурору, а перед этим она успела побывать и у министра. Последний оказал ей вежливый прием, ибо в свое время покойный ее супруг герр фон Ленфельд всегда поддерживал одну из ведущих партий страны, хоть и не выставлял это напоказ, но все же переадресовал ее к нам. И вот фрау фон Ленфельд явилась в Максбург, именно там помещалось наше ведомство, и жалась по углам, пока не попыталась в открытую всучить деньги… нет-нет, это не могло быть квалифицировано как дача взятки, как впоследствии вопили газеты, нет, фрау фон Ленфельд никогда не стала бы действовать столь примитивно, скорее все было обставлено как некое предложение оферты, что ли. Она сообщила, что желает основать фонд – фонд социальных нужд с солидным вложением, фонд Анны фон Ленфельд, но в обмен на это попросила бы «раз и навсегда закрыть это неблагопристойное дело».

Шеф призвал меня в свидетели, и я присутствовал при их беседе. Никогда прежде мне не приходилось видеть своего начальника, человека собранного, находчивого и приятного в общении, несмотря даже на его увлеченность спортом, таким беспомощным, как после предложения госпожи фон Ленфельд.

– Следовательно, вы не заинтересованы в обнаружении убийцы и его справедливом наказании, фрау фон Ленфельд?

– Я простила его. Это было нелегко для меня, но я его простила. Четыре часа ежедневно я молюсь за упокой души моей дочери и один час… о заблудшей душе убийцы…

«Тому наверняка ваши молитвы пригодятся больше», – подумал я, но вслух, разумеется, ничего подобного не произнес.

Невообразимо трудно было, сохраняя хладнокровие, убедить престарелую даму в необходимости соблюдения принципа, согласно которому прокуратура обязана возбуждать уголовное преследование во всех случаях совершения преступления, независимо от того, кем оно совершено. Упомянутый принцип – в противоположность принципу целесообразности, главенствующему для некоторых областей человеческой деятельности, – не терпит никаких оговорок.

Не хочу утомлять вас перечислением частностей нашей беседы с госпожой фон Ленфельд, завершившейся тем, что мы ее весьма церемонно выпроводили. И тогда отпали последние сомнения в том, что ни о каком сотрудничестве членов семейства со следственными органами речи быть не может, хотя ни мать, ни сын в открытую не чинили помех расследованию.