Остров Свиней - Мо Хайдер

Позднее Лекси рассказывала, что, когда она открыла дверь, я стоял, поддерживаемый ловцом омаров. Моя левая рука сжимала правую, голова была в запекшейся крови, футболка в блевотине, и моими первыми словами стали: «Ножницы по металлу, Лекс! С изолированными ручками. Вот что мне было нужно!»

Увидев мое лицо, она решила, что со мной случился удар; я все еще помню в зеркале, которое она мне поднесла, какую-то страшную маску: правая сторона лица обмякла, как догоревшая свеча, а правый глаз настолько выдавался наружу, что я мог видеть красное дно собственного глазного яблока. Иногда это лицо является мне среди прочих кошмаров. Тем не менее я решительно отказался идти в полицию или в больницу — я не хотел, чтобы стражи правопорядка явились туда и все там перевернули до того, как у меня появится возможность самому вернуться на остров. Так что следующие несколько дней, когда у меня появлялись силы говорить, мы с Лекс спорили об этом. Все как всегда перерастало в классовые разногласия: она гневно расхаживала по комнате, вскидывая вверх руки, и сетовала, что не вышла замуж за человека из высшего общества:

— Я не могу в это поверить! Ты никогда не доверял полиции, потому что вы с Финном росли малолетними преступниками, и по-прежнему считаешь, что мы живем при какой-то кровавой диктатуре, описанной Оруэллом, когда нельзя доверять властям. И теперь из-за своего сверхрационального мышления ты не хочешь сообщать о покушении на убийство.

— Лекс…

— Что касается меня, то меня учили уважать власть. Если ты не заявишь об этом, Оукси, это будет тебя мучить. Запомни, что я говорю: это будет тебя мучить.

Я огорчал ее гораздо больше, чем Дав. Она переставала кричать только тогда, когда приносила мне поесть или меняла простыни либо когда стирала с моих волос запекшуюся кровь и пыталась соединить два куска моего скальпа. Та смесь заботы и бешенства, которую она обрушивала на меня, была очень странной. На второй день — четвертого октября — голая, она пробралась ко мне под простыню, прижавшись ногами к моей лодыжке, и положила руку на мой член. Я лежал молча, с закрытыми глазами, зная, что в таком состоянии никогда не смогу напрячься. Через десять минут она расплакалась, выскочила из кровати, выбежала из комнаты и хлопнула дверью. Оставшуюся часть ночи я слышал, как она громко плачет в гостиной — достаточно громко, чтобы я ее слышал.

Даже если бы я мог встать с постели, я все равно не знал, что ей сказать. Я не мог сказать, во что я больше влюбился — в Лекси или в ту черную мини-юбку, которую она носила, когда мы впервые встретились. В мини-юбку и то рассеянное выражение, которое появилось на лице у Финна, когда он ее увидел. Я женился на ней спустя два месяца: неандерталец и новобрачная шли между скамьями в церкви, новобрачная выглядела ослепительно в своем подвенечном платье, по которому водил рукой неандерталец. Теперь мои друзья говорят мне, что она никогда им не нравилась, — теперь, а не тогда. Спасибо вам за предупреждение, так называемые друзья. В ту ночь в бунгало я лежал, глядя в потолок, а она все плакала и плакала. Время от времени я слышал, как она открывает дверь в гостиную — наверное, просовывает голову, чтобы проверить, слушаю ли я.

После этого пару дней все было тихо. Я много смотрел телевизор. Приходил владелец бунгало, и я договорился продлить аренду еще на две недели. Через десять дней паралич и опухоль прошли, и я позволил Лекси отвезти себя в больницу на рентген, рассказав старую байку о том, что упал с велосипеда. Лекси оказалась хорошей сиделкой. Пожалуй, все это время она провела в лечебнице. Сломанная кость срасталась хорошо — мне не требовалось никакого особого лечения и не нужно было накладывать швы. Поэтому я зачесал волосы над шрамом и начал строить планы возвращения на Куагач. Я отправился в Лохгилпхед и купил там пару кусачек с изолированными ручками. Но смогу ли я найти хотя бы одного рыбака или владельца моторной лодки, готового высадить меня на южной стороне острова и подождать там? Да будь я проклят! В конце концов, после четырех дней поисков, я нашел в Ардферне одного типа, который согласился сдать мне в аренду маленькую лодку с подвесным мотором. Но пока я все это устраивал, погода изменилась. В Шотландию уже пришла осень, и в тот день, когда меня увезли с острова, все в один миг переменилось — только что стояло безмятежное бабье лето, и вот температура упала, а в горах даже выпал снег. Теперь стало еще хуже. Поднялся ветер, море бешено бросалось на берег. Поскольку я не хотел разбиться на скалах Луинга, то должен был сидеть и ждать.

Ждать пришлось долго. Прошла целая неделя, прежде чем я наконец увидел холодные лучи солнца, отражавшиеся в волнах пролива.

Странно, но мое самое яркое воспоминание о Лекси — совсем не то, о чем вы подумали, и не имеет никакого отношения к кошмарам. Напротив, скорее приятное. Это произошло в то утро, когда она пришла на пристань меня проводить. Даже сейчас эта сцена стоит у меня перед глазами. Лекси была в бешенстве из-за того, что я возвращаюсь на остров Свиней; она была в таком гневе, что едва могла говорить. Я прекрасно помню, как она стояла, положив руку на бедро и водрузив на нос темные очки, и смотрела на остров, потому что не могла заставить себя взглянуть на меня. Перед отъездом она сделала себе стрижку в Лондоне, а с лета на ее носу осталось немного загара. В общем, она в тот момент была не очень похожа на мою жену. Об этом я и думал, глядя на нее искоса.

— Почему ты не хочешь вернуться в Лондон? — спросил я. — Возьми такси и сядь в поезд.

Она не ответила, только пожала плечами и скрестила на груди руки, не отрывая взгляда от острова. Еще немного посмотрев на нее, я залез в лодку и завел мотор.

— Если нужно, в кейсе от моего ноутбука есть деньги! — крикнул я, когда лодка, описав дугу, начала удаляться. — В переднем кармане.

Она не стала ждать. Когда я отдалился от причала и оглянулся, думая о том, не стоит ли устроить романтическое представление — вернуться назад, выскочить на берег и молча ее поцеловать, — она уже отвернулась и поднималась по причальному трапу. Момент был упущен. Се ля ви, ребята! Раздраженно постукивая по румпелю, я смотрел, как она уходит. Никогда не знаешь, как все получится.

Прилив гнал меня вперед. Я направлялся из крейгнишского залива прямо в пролив, где на поверхности воды водовороты вздымали клочья пены размером с теннисный мяч, а с пустынных островов на меня смотрели козы. Бедные козы торчали здесь со времен испанской «Великой армады» — а Соверен еще жаловалась. Некоторое время меня здорово качало, и я уже представлял себе, как мощный водоворот Корриврекан засасывает меня, жует и выплевывает. Но тут я поймал нужное течение и не сразу понял, что волнение успокоилось и море мягкой рукой почти вытолкнуло меня на пустынную часть острова Свиней.

Подойдя ближе к берегу, я увидел маленькую заброшенную пристань с наброшенной на нее белой просоленной рыболовной сетью и галечные пляжи, простирающиеся повсюду, куда ни бросишь взгляд. Менее чем в полуметре от границы леса стояла проволочная изгородь, которая, видимо, являлась продолжением той, что находилась возле ущелья. Возможно, ее предназначением было не допустить вторжения ППИ с моря. А может, она служила клеткой, не выпускавшей кого-то наружу.