И скоро день - Барбара Майклз

— Здравствуйте, — громко произнесла я.

Скрюченная фигура распрямилась со скоростью тугой пружины. Передвигался он с фантастической грацией, все его движения были удивительно экономны, профессор умудрился не задеть ни одного предмета, ничто не шелохнулось, когда он стремительно направился ко мне, не считая клубов поднятой им пыли. Присмотревшись к нему повнимательней, я поняла, что не седина, а пыль осела на его темной шевелюре. По мере приближения маленький старенький профессор постепенно исчезал, чтобы уже никогда больше не вернуться. Своим сложением он действительно напоминал мне Барта. Правда, он был ниже моего мужа на пару дюймов, однако, если бы он до конца распрямился и расправил плечи, кто знает... Но на этом сходство и заканчивалось. Выражение его лица напомнило мне забавную физиономию гнома: крючковатый нос, широченный рот, круглые щечки. Его подбородок был темен от многодневной щетины, начинающей походить на бороду, из которой торчали уши. Профессор был одет в потертые джинсы и футболку, сидевшую на нем далеко не лучшим образом, — то ли из-за его небрежности, то ли по причине плохого кроя. На нем были также очки в роговой оправе. Стремительность, с которой он передвигался, вынуждала его постоянно придерживать очки на переносице, в противном случае они бы просто свалились с носа, как это случилось в самый первый момент моего неожиданного появления, он едва успел поймать их, когда резко поднялся на ноги. Сейчас же профессор шел, поддерживая их и не сводя с меня пристального удивленного взгляда, который выражал какое-то непонятное мне чувство.

— Прошу прощения, что побеспокоила вас, — начала я, тщетно пытаясь выбраться из западни, в которой очутилась. — Меня зовут Кэтлин Малоун... — Тут я осеклась, так как мне вдруг пришло в голову, что я даже не знаю, каким именем мне положено представляться по закону. Какой была моя настоящая фамилия по мужу?

Профессор вскинул руку движением, напоминавшим жест драматического актера.

— Ну, конечно, Кэтлин Малоун. А почему бы, собственно, и нет? В этом месте может случиться все, что угодно; так почему же я не могу встретиться с последним ирландским колонистом? Вы что, выбрали неправильное направление, покидая Дублин, дорогая моя, «моя змеиная красавица»?

— Простите...

— Это Браунинг[3]. Я чрезвычайно интересуюсь всем, что связано с Браунингом. Вы, между прочим, чем-то действительно напоминаете мне змею, застрявшую в щели. Подождите, сейчас я постараюсь вам помочь. — Он отодвинул коробку, схватил меня за руку и выдернул на открытое пространство. Этот быстрый и сильный рывок сопровождался зловещим звуком рвущейся материи.

— Черт бы их побрал, — пробормотала я, проводя рукой по своим джинсам.

— Прошу прощения. Неужели у вас из-за меня проблемы? — Он совершенно не походил на человека, который испытывает неловкость от того, что доставил другому беспокойство. Профессор ухмылялся. Даже в спокойном состоянии его рот нельзя было назвать маленьким, в улыбке же он растягивался до невероятных размеров, ничего подобного мне еще не приходилось видеть. Если бы ширина улыбки человека соответствовала испытываемому состоянию счастья и радости, то профессор, безусловно, оказался бы самым счастливым человеком среди людей, с которыми мне когда-либо доводилось иметь дело.

— Полагаю, что этой неприятности можно было бы легко избежать, если бы вы предупредили меня о своих намерениях, у меня был бы шанс не испортить себе джинсы. Вы всегда действуете столь стремительно и необдуманно?

— Нет, конечно, нет. Если бы я всегда действовал быстро и необдуманно в этой комнате, то на меня обязательно свалились бы все имеющиеся тюки и коробки, после чего я, скорее всего, стал бы частью коллекции Морандини. Сомневаюсь, что у кого-либо возникло бы желание прийти проведать меня, поинтересоваться, чем я тут занимаюсь все это время. Вот давайте посидим здесь.

С этими словами он похлопал несколько раз по деревянному ящику, приглашая меня присесть. С опаской оглядев ящик, я села и принялась внимательно осматриваться вокруг.

Видимо, профессор расчистил небольшое, площадью не более десяти футов, пространство для работы. С одной стороны была разделительная стена с дверью. Вдоль края стены стоял длинный стол, целиком заваленный бумагами и различным офисным оборудованием, здесь же находилась коробка из темного металла. Свет доходил сюда только от электрической лампочки, работавшей от батареек.

— Я должна извиниться перед вами, профессор, за то, что нарушила ваше уединение, простите меня, если я причиняю вам беспокойство, — медленно начала я.

Он прервал меня своим лошадиным смешком. Сейчас, однако, в этом звуке не было ничего зловещего: глядя на этот огромный, растянутый в добродушной ухмылке рот клоуна, я не могла даже представить, как этот звук мог вызвать что-нибудь, кроме улыбки и смеха. — Дорогая, я совсем не профессор. Я всего лишь обычный великовозрастный студент-выпускник, пытающийся собрать материал для своей диссертации. Я полагал, что ученая степень произведет должное впечатление на графиню, но не вижу никакого смысла обманывать вас, зачем мне эта ложь? Кстати, как я мог не заметить вас раньше? Может быть, я случайно потер волшебную лампу Алладина или ненароком вызвал какого-нибудь старинного духа?

Мне показалось, что он принимает меня за служанку. Я не могла обижаться на него за подобное предположение, но здесь, по крайней мере, в этой части дома, я должна быть самой собой, нет необходимости вводить в заблуждение этого человека. Слишком много мне приходилось лукавить в последнее время.

— Как выяснилось, я прихожусь дальней родственницей графине. Мой муж был ее племянником. — Объяснила я, не вдаваясь в подробности.

— Был?.. — Улыбка его несколько померкла.

— Он погиб в автомобильной катастрофе несколько месяцев назад.

— Погиб в автокатастрофе... Но ведь вы... — Его отрывистые слова в тишине звучали как выстрелы. Он резко хлопнул ладонью по своему карикатурному рту и смущенно посмотрел на меня. Затем негромко сказал: — Я прошу у вас прощения. Нет, правда, я искренне прошу вас простить меня. Иногда мой язык совершенно перестает подчиняться разуму.

Я совсем не обиделась. Честно говоря, его неуклюжие извинения были мне больше по душе, чем благопристойное выражение сочувствия. Безусловно, слова соболезнования по поводу гибели моего мужа и ее племянника Франческа произнесла с достоинством, заслуживающим восхищения, но в них не было настоящего чувства, и поэтому мне было несколько не по себе. Хладнокровие и сдержанность были не в чести у семейства Малоун.

— Все в порядке, — ответила я. — Мне пришлось подняться сюда самой, чтобы познакомиться с вами. До сегодняшней ночи я просто не подозревала о вашем присутствии на вилле. Полагаю, что именно вас я видела в саду прошлой ночью. Это было неподалеку от маленького фонтана.

— Мне позволили прогуливаться в саду по ночам, когда благородные господа уже спят. Надеюсь, я не слишком побеспокоил вас.