Низший 3 - Дем Михайлов

Показал ему отрезанные женские груди. Потаращившись на мертвую плоть, орк заключил:

– Упырок какой-то больной заказал. Больной даже для любителей свинины. Кто себе галимый жир и кожу закажет? Жарь не жарь – все по сковороде растечется. Хотя может он сиськи в духовке запекает? Или в горшочках томит вперемешку с крошенными пищбрикетами. Но все равно не еда это, командир. С такой жратвы пользы не будет. Чистое сало…

– Да плевать. Я это тебе для разогрева показывал. Рэк… помнишь про мои простые условия?

– Выполнение приказов.

– Ага – кивнул я – Верно. Выполнение приказов. И никакой самоволки.

– Ты вернул мне ноги и руку. Считай вернул жизнь. Я такого не забуду. И не подведу.

– Рад слышать. Вот в этом ящике под тряпочкой пара банок. И записка. Вдумчиво изучи банки, почитай записку. Подумай хорошенько. Подумай спокойно. Свои выводы доложишь через пару минут. Я снаружи.

– Сделаю – прохрипел орк, но по его тону было понятно, что мой внезапный ребус для него полная загадка.

Он решительно сдернул тряпку, уставился на банки. Я же вцепился в завернутое тело и вытащил его в коридор.

– А это что в тряпках? – подлетела ко мне какая-то гоблинша – Что-то дохлое, да? Что здесь было-то? Откуда кровь у входа? Под тряпку можно глянуть? Я быстро – и уже потянулась жадной лапкой – Я быстро… ой…

Сцапав ее за плечо, развернул и приложил ботинком в поясницу. От удара она пробежала метра два и только затем упала.

– Вякнешь что – и голову отрежу, сука ты любопытная – пообещал я, отворачиваясь.

Когда через пару секунд глянул через плечо – она уже торопилась прочь, одной рукой держась за спину, а другой за стену. Походка неровная, порой девка останавливалась и приникала к стене плечом. Собравшись с силами, продолжала идти. Может хоть этот внезапный жизненный урок научит ее чему-то? Хотя бы тому, что стоит убирать из голоса радостное любопытство, когда пытаешься узнать подробности недавней кровавой заварушки. И тому, что не стоит говорить «что-то дохлое, да?» про сверток на полу. Там вполне может оказаться мертвый друг стоящего рядом злого орка. Или невинная розовая свинка с ласковыми серыми глазами и тихой улыбкой на застывших губах.

Ох…

Меня пошатнуло.

Взмахнув рукой, уперся ладонью в стену. Но ладонь ощутила не холодный металл, а хрупкие кости под тонкой кожей.

Я снова провалился…

«Зажатое в мое руке хрупкое лицо старухи едва не трещало. Высокая и чуть покосившаяся от моего рывка украшенная жемчугом прическа мелко дрожала. Сжав пальцы сильнее, я подтащил старуху ближе, вытер о ее прикрытое белым шелком плечо лезвие испачканного в крови ее двух охранников ножа. На белом шелка остались желтовато-красные разводы той густой жижи, что бежала в венах двух боевых генмодов и вряд ли могла называться кровью. Слишком много в ней химии, нано и биодобавок.

– Дарья Викторовна – из-под боевой маски, отмеченной чертой пришедшего вскользь удара подохшего последним охранника, мой голос звучал приглушенным шипением – Меня послали сообщить, что ваше нежелание поддержать инициативу Брайтествэйв огорчило многих.

Пальцы сжались сильнее, под пергаментной кожей что-то затрещало, глаза старухи расширились от боли.

– Они огорчены настолько, что вы можете и не дожить до своего юбилейного стапятидесятилетия, Дарья Викторовна.

Она хотела что-то сказать, но я не позволил. Чуть повернул ладонь, выворачивая голову, до хруста перекашивая ее тонкую морщинистую шею.

– У вас последний шанс все сделать правильно, советник. Еще одна ошибка – и я наведаюсь к вашим многочисленным потомкам. Я начну с младших. И стану медленно подниматься по вашему столь богатому семейному древу, обрубая ветви одна за другой до тех пор, пока из всей вашей влиятельнейшей и чересчур гордой семьи не останетесь лишь вы – властная, важная и такая безмерно одинокая старуха с горой отрезанных голов на пороге небесного особняка. Вы меня услышали, Дарья Викторовна? Моргните…

Покрытые блестящим составом веки моргнули, на мгновение скрыв пылающие нескрываемой ненавистью глаза злобной и мудрой старухи сумевшей пережить многих своих недругов. В ее злобных глазах отразился я – мрачная и безликая черная фигура палача.

Я осторожно разжал пальцы и пошел прочь по белой ракушечной дорожке, выложенной по краям белыми округлыми камнями. Вечно цветущие белоснежные деревья склонялись над дорожкой, их перевитые крохотными белыми лампочками ветви посылали лучи мягкого освещения. Через пару шагов дорожка перешла в мостик из настоящей и безмерно дорогой белой древесины, пологой аркой перекинутый через большой пруд. Перламутровая вода, белоснежные лебеди, серебристые карпы, светящиеся пресноводные медузы и метровые в поперечнике белые кувшинки. Старуха помешана на белом цвете. Но вся белизна вокруг не сможет скрыть черноту ее прошлого. За глаза ее не называют иначе как Баба Яга.

– Это безумие – прохрипела старуха мне в спину – Задумайся, волчара. Это безумие!

Остановившись, я обернулся.

Выдергивая жемчужные нити из вконец растрепавшейся прически, скривив рот, на меня глядела она настоящая – грозная Баба Яга. А ведь она была невероятно красива когда-то…

Ничего не ответив, я отвернулся и продолжил шагать. Переступив через труп еще одного охранника – облаченный в короткую тунику альбинос с глазницами наглухо забранными белым пластиком.

– Это безумие!

Бросив последний взгляд на растрепанную белую фигурку на другой стороне моста, я перешагнул через невысокий белокаменный бордюр и полетел навстречу белоснежному облачному полю, испещренному разноцветными светящимися росчерками торопливой летающей техники…».

– Дерьмо – выдохнул я, опуская на пол – Дерьмо…

Рука сама собой нырнула в карман и вернулась с толикой горького лакомства. Разжевав крупицу мемваса, языком растер ее по деснам нёбу, медленно поднялся, повторил:

– Дерьмо…

Нащупав взглядом стрелку указывающую на ближайший химпот, сходил за губкой и, замерев в коридоре, скрестил над головой руки, призывая запачканную кровью полусферу. Та не заставила себя ждать. Гул прибытия, жужжание сервоприводов и с потолка опустилось стальное око, покрытое желтыми и красными разводами. Очистку я произвел качественную, дважды хорошенько пройдясь губкой по всей поверхности полусферы, особое внимание уделив прозрачными сегментами, прикрывающим визоры и лампы. Поработал и сам удивился – настолько сильно посветлел очищенный метал. Руки ожесточенно терли сталь, а я лениво размышлял – о чем сейчас думает система, видя мое лицо перед визорами?

Можно ли доверять этому гоблину?

Когда этот гоблин решит предать меня?

Над полусферой, на крепящей ее к потолку штанге, торчало два рычага, уходило в гнезда три пучка проводов. Несколько быстрых движений – и стальной глаз тяжело рухнет на пол. И тогда на какое-то время немалая часть первого кольцевого магистрального коридора погрузится во мрак, превратившись в тропу смерти. Ненадолго. Быстро прибегут сюда верные слуги системы – те же фанатики Матери – и поспешно все восстановят, после чего объявят охоту на гоблина-предателя Оди. Так что эта акция ничего не даст. В Клоаке это сработало по одной причине – замкнутое низинное пространство, стылый пугающий туман поперший из всех щелей после остановки вентиляции и ожесточенное сопротивление попыткам восстановления. Так родилась Стылая Клоака. Но здесь это не сработает. Все починят. Один вопрос – а найдется ли запасная полусфера, если эту я куда-нибудь успею утащить и надежно спрятать?