Пепел и кокаиновый король - Александр Логачев

Такого наглого, банального и одновременно не вяжущегося с немецкими представлениями об воинском этикете поступка Отто не ожидал никак. И от обиды даже выкрикнул вслед сквозь пальцы просочившемуся врагу:

— Du wirst mich dennoch nicht entlaufen!.[23]

Мало кто так заметен на улицах города как человек, об которого можно испачкаться. Сергей в секунду сбросил измазанный и уже далеко не только оранжевый комбинезон у разбитого окна. Оставшись в костюмчике, затерялся в толпе. Он не слышал последнего вопля Отто, хотя прислушаться стоило. Потому что это был не крик отчаяния, а слова врага, сохранившего уверенность в победе.

* * *

20. 54. По настенным часам внутри Главного почтамта, Индржишска ул., 14.

Пражане быстро стали законченными европейцами и беззаботно оставляли велосипеды в стойках возле магазинов и кафе, положившись лишь на хилую цепочку и игрушечного вида замок. Любой наш беспризорник сковырнет такой замок пивной пробкой. Поэтому к почтамту Пепел летел на велосипеде, скатываясь с улиц-горочек и ловко лавируя в автомобильных пробках.

Ресторанная братия пока на почтамте не объявилась. Даже если б они где-то как-то переоделись и отмыли забетонированные лица, Пепел все равно угадал бы их присутствие. У него фотографическая память на лица, спасибо дням и ночам, проведенным за карточным столом. Но на почте могли ошиваться и другие соглядатаи. Пепел незаметно осмотрелся, вроде бы слежки не заметно.

— Ну вот и порядок, — вырвалось у Пепла, после того как служащая в синей униформе запаковала в казенную коричневую бумагу картонку из-под зонтика с несоответствующей картинкам начинкой и положила бандероль на тележку. А тележку вместе с невинными подарками чехов своим дальним родственникам укатил в загадочный мир пересылок пан катальщик, или как его тут кличут.

Велосипед Пепел приставил к колонне почтамта. Хороший, кстати, велик, двенадцатискоростной, с мягким ходом. Сергей не исключал для себя вариант воспользоваться им еще разок, удобная штука, чтоб уходить от машин, ныряя в проулки.

Ощущение радостной легкости как пришло, так и схлынуло. Вернулись собранность и настрой на действие. Пора выбираться наружу, так сказать, выходить в люди. И поскольку от Лопеса стоило ожидать любых подлостей, приходилось быть готовым, что люди латиноса сейчас играют нечто вроде ментовсих отечественных забав «Перехват», «Невод» и тому подобное. А посему требовалось построить ситуацию так, чтобы даже при встрече Пепла с этими людьми ничто не натолкнуло бы их на идею проверить почтовые закрома.

Пустые картонные коробки, явно приготовленные на выброс, он заметил еще раньше. Они стояли неподалеку от дверей внутренней почтамтской кавярни (кафе по нашему) — один зал среди прочих. Прежде чем присвоить этот хлам, Пепел заглянул в кафе. Не сказать, что именно на это и рассчитывал, но интуитивно предчувствовал — здесь он найдет, чем разжиться.

Пепел бодрым шагом прошел к одному из столов, нагнулся, протянул руку за салфеткой и двинул к выходу, утирая салфеткой губы. А под полу его пиджака перекочевала форменная почтальонская фуражка, оставленная на стуле паном почтальоном, одним из тех, что сейчас у стойки увлеченно разглядывал витрину с салатами.

А минуты через полторы из дверей Пражского Главпочтамта бочком выбрался человек с высокой стопкой коробок. Судя по походке, груз ему достался нелегкий. Лицо трудяги закрывали картонные бока с цветными и черно-белыми картинками. Фуражка выдавала в человеке служащего, но, конечно же, мелкого, раз его припахали к малопочетному носильному труду. Человек с превеликой осторожностью стал спускаться по лестнице.

Хотя коробки закрывали обзор, Пепел предпочитал из-за них не высовываться. Спустится как-нибудь, не загремит. Лестница не высока. Ну еще ступеньки три проковылять и…

Спустя мгновение после того, как уже все произошло, Пепел увидел, какая сволочь это учинила. Молодая длинноногая сволочь с высокой грудью и спортивными бедрами, обтянутыми джинсовыми шортами, с россыпью белых, до плеч волос. Ее сумочка, которой она легкомысленно размахивала, взбегая по лестнице, и которой въехала по его картонной горе, еще маятником покачивалась в загорелой руке, перехваченной серебряным браслетом. А Пепеловские коробки катились по ступеням, и из них высыпался кафешный мусор: обертки, пластиковые бутылки, скомканные салфетки, окурки…

Пепел не только глазами, но и всей кожей, и тем, что под кожей бьется и течет, ощутил, как взгляды ВСЕХ людей вокруг сошлись на нем.

Еще Пепел ухватил, как слева и справа ринулись в его сторону фигуры.

Еще Пепел сумел разглядеть небольшой коридор, в который мог бы попробовать проскочить.

— Odpustte mnohokrat,[24]— донеслось со стороны белых волос и джинсовых шортиков. Краем глаза Пепел зацепил, что девушка бросилась поднимать его коробки.

Но Сергей вынужден был распрощаться с блондинкой, причем с натуральной, а не крашеной. Припустил по ступеням, давя картонную тару. После, милая, вот вернусь настоящим туристом, тогда и отдохнем, тогда и познакомимся.

Пепел слетел с лестницы и кинулся к автостоянке, оставляя преследователей за спиной. Пробежал между двумя припаркованными машинами. Дернул за одну дверцу, за другую — заперто. Выскочил на проезжую часть.

Тормозить было нельзя. Пепел и не тормозил. Он бежал. Бежал к остановке, где готовился к отправке одновагонный трамвай. Пассажиры уже зашли. Двери вот-вот захлопнутся.

Они захлопнулись, когда Пепел вскочил на подножку. Водитель что-то там пробубнил по трансляции на чешском народном языке и трамвай поехал. Пепел, тяжело дыша и утирая пот платком, прислонился спиной к прозрачной двери. Однако здорово обложили, черти! Высаживаться надо на следующей. Пока они запрыгнут в машины, пока заведутся, а еще учитывая сильное движение центра города… до следующей остановки не нагонят.

— Prosim, kupovati jizdne, pan (Пожалуйста заплатите за проезд, пан), — над Пеплом завис кондуктор в салатно-зеленом жилете на липучках.

Сергей сунул руку во внутренний пиджачный карман, вытащил дистрофической толщины пачку уцелевших после всех трат денег. Не глядя на кондуктора, а глядя в окна, сунул ему самую мелкую свою бумажку в десять «евро».

— Nemate jinou? Mam zde koruni?[25]— с отработанной суровостью произнес кондуктор, возвращая европейский «червонец».

Проворный пражский трамвай огибал какую-то площадь, явно крутую в историческом смысле. Тут тебе и часовня, вся в скульптурах святых мучеников, и строгое здание дворцового типа, из тех, которые любят захватывать под свои нужды депутаты и чиновники, и по центру — памятник рыцарю на коне. На площади, конечно, остановки нет. Наверное, по ту сторону, когда вырулим на новую улицу…