Темная сторона Мечты - Игорь Озеров

игре без правил все‑таки есть одно правило, — произнес Андрей. — Побеждает всегда тот, кто смог стать большим мерзавцем, большим подлецом, чем другие. Это делает игру скучной и очень предсказуемой.

— Что ты знаешь об игре без правил? — она ткнула в Андрея Гениной шпажкой с мясом. На его белой майке осталось красно‑бурое пятно от соуса. Инга будто долго держалась, но теперь сорвалась. — Все ваши красивые слова — это лишь пустая болтовня. Вы все самовлюбленные лицемеры и бездельники. Говорите про какую‑то любовь… Любовь — это ответственность. А вам всем на все наплевать. Вы и делать ничего не хотите. И отвечать ни за что не хотите. Ни за страну, ни за близких своих, ни за свои поступки, ни даже за самих себя.

Она заплакала и прижалась к Андрею, несколько раз стукнув его по плечу сжатым кулачком.

Влад, стараясь не обращать внимания на происходящее, вытащил из углей свертки в фольге, положил их на стол и осторожно развернул. Все вокруг наполнилось ароматом запеченной рыбы. Над ломтями порозовевшей и чуть подгоревшей по краям семги, обложенной луком, поднимался пряный пар. Но это было еще не все. Владислав маленьким сетчатым половником выловил из бульона несколько маленьких сварившихся в остром мясном бульоне картофелин и положил рядом с рыбой.

Чтобы не мешать другим Андрей приобнял Ингу за талию и повел в ближайший корпус, чтобы она могла там успокоиться.

В большой светлой палате еще стояли уже никому ненужные кровати. Пахло плесенью и отсыревшим тряпьем. Андрей распахнул окна, которые выходили прямо к костру.

Инга перестала плакать, но выглядела опустошенной и потерянной, словно птица, которая отбилась от стаи и теперь незнающая, куда ей лететь. Она опустилась на кровать у окна и безучастно смотрела на деревья. Андрей встал напротив нее и опустил ладони на плечи. Она вздрогнула и дотронулась пальцами до его рук.

— Не ожидал от нее такого, — донесся с улицы голос Владислава, — но она права. Наш народ всегда путает, кто для кого. Фермер для стада или стадо для фермера. И поэтому считает, что он, величайший народ‑богоносец и есть главный хозяин в стране, а те, кто наверху, обязаны о нем заботиться и непрерывно восхвалять.

— А разве не так? Разве государство не должно заботиться о народе? — спросила Татьяна.

— Так государство и заботится, — рассмеялся Влад. Он прямо пальцами отломил кусочек нежной рыбы, подул на него и аккуратно положил в рот. — По‑своему заботится. Если лошади дать овса, сколько она захочет, то лошадь обожрется, у нее через час раздуется желудок и она сдохнет. Это факт. То же самое и с народом. Поэтому надо держать его в теле, чтобы не разленился себе во вред. Зачем простым людям лишние деньги? Они все равно их с толком потратить те могут.

Инга не слышала этого разговора.

Она посмотрела снизу вверх на Андрея и, не выпуская его рук, произнесла:

— Ты даже не представляешь, как я одинока. Ты никогда не поймешь, как это быть одиноким в толпе людей. Ощущать это каждый день, каждую минуту. Чувствовать, что ты всем чужая.

— Насколько я помню, вокруг тебя всегда была толпа поклонников.

— Толпа? Зачем? Нужен только один…

— Значит, ты хочешь стать фермером и доить народ? — пытал приятеля Гена.

— Чтобы доить, надо сначала накормить. А зачем мне о ком‑то заботиться? Но и бараном в загоне я быть не хочу. Я хочу быть в стороне от тех и других, — Влад с удовольствием прожевал очередной кусок и добавил: — А вот Инга всегда будет у самой кормушки. По праву рождения. При любой власти наверху будут одни и те же люди. Генеральные секретари, премьеры и президенты. Социализмы и капитализмы будут меняться, а они нет.

— Ты умная, красивая, успешная и не можешь себе найти одного единственного? Не верю, — пытался успокоить ее Андрей.

— Почему? Тебя же не заинтересовала ни я, ни мое предложение. Значит что‑то во мне не так. Расскажи, чем я хуже других? Ведь с сексом у нас все хорошо.

Она, пытаясь улыбаться, смотрела на Андрея. Ему стало ее жалко. Захотелось обнять, прижать к себе, но в этот момент на улице раздались громкие непонятные звуки.

Гена раздобыл где-то пионерский барабан и горн. Извлечь мелодичные звуки из медной трубы у него не получилось, но он двумя обломанными ветками довольно умело выбивал какой‑то марш на барабане.

— А ты, значит, будешь сидеть в сторонке и стричь баранов? — не переставая барабанить, спросил он Влада. — Не знаю, получится у тебя это или нет, но мне абсолютно ясно, что ты просто завидуешь элите, потому что знаешь, что тебя в нее никогда не возьмут.

— Прекрати стучать как дятел! — пытаясь перекричать грохот, воскликнул Влад.

— Я вызываю духов настоящих пионеров, — не поворачиваясь, отчеканил Гена. — Пионеры! К борьбе за дело рабочего класса будьте готовы! — торжественно крикнул он куда‑то в сторону и сам же ответил: — Всегда готовы!

Инга не обращала внимания на шум, сжавшись, сидела на кровати.

— Тебя же не смогла заинтересовать, — повторила она, готовая опять расплакаться. — А я пыталась… Тебе не понравилось быть со мной?

Андрей провел рукой по ее коротким волосам. Она послушно к нему потянулась.

— Наверное, ты права: я просто ленивый трус, — сказал он. — И еще я боюсь предопределенности. Боюсь, что жизнь дальше пойдет по какой‑то уже проторенной чужой дороге. Как по колее. Мне кажется, я знаю все, что ждет нас с тобой, если мы поженимся.

— Что-то плохое?

— Да нет. Даже наоборот. Но знать всё заранее… Это как прожить свою жизнь в кошмарном сне. Когда ты не в силах что‑то изменить. Страшно.

Андрей не знал, что ей еще сказать. Все, о чем он думал, сначала казалось правильным и похожим на правду, но как только он произносил эти мысли вслух, они становилось глупыми и пустыми.

Но все-таки была одна серьезная причина, из‑за которой, как он понимал, у них бы ничего не получилось. Ему не хотелось прожить с Ингой всю свою жизнь. Да, у них был прекрасный секс. Андрей и сейчас еле сдерживался, чтобы не повторить его здесь, прямо на этих кроватях. Но он догадывался, что как только секс закончится, у него на душе, а скорее всего, и у нее, появится пустота. И от этого все остальное станет фальшивым.

— Зря мы с тобой… тогда у тебя дома… Если сразу, десять лет назад, что‑то не сложилось, не стоило пытаться исправить.

— Почему? Все было замечательно.

— Потому что Гена прав: мечта должна быть недостижимой. Сбываясь, мечта