Роковая страсть - Кэтрин Коултер

— Слушай, Мак, мы с Джилли живем восемь лет, и у нас за это время было немало проблем.

— Когда я встречался с сестрой в феврале, она говорила, что вы отлично ладите друг с другом.

— Да, но ведь брак — это не только секс.

— В тот вторник Лора была у вас дома?

— Естественно, нет, что ей там делать? Я уже говорил тебе, что мы с Джилли были одни, палтус жарили. Да и какое это, собственно, имеет сейчас значение? Побегу-ка я лучше в палату.

Я проводил Пола взглядом до дверей палаты, а потом мое внимание отвлекла Химмел, появившаяся в конце коридора в сопровождении чуть не полудюжины работников больницы. Я еще не видел ее в таком состоянии: казалось, она вот-вот расплачется.

— О, мистер Макдугал, это я во всем виновата! Миссис Бартлетт исчезла в мое дежурство!

Когда я заговорил, мой голос звучал предельно жестко:

— Мне нужна ваша помощь, миссис Химмел. Давайте отойдем куда-нибудь, где потише.

Мы двинулись в сторону приемного покоя, где пили кофе две сиделки.

— Говорят, она пыталась покончить с собой, — сообщила одна из них. — Наверное, решила снова повторить попытку.

Заметив нас, обе женщины вскочили.

— О, это вы, мистер Макдугал!

— Извините, но нам с миссис Химмел надо поговорить наедине.

Сиделки мгновенно испарились. Я усадил миссис Химмел на кожаный диван, который, вероятно, стоял здесь еще лет тридцать назад.

— А теперь рассказывайте. — Я пристроился рядом. Миссис Химмел глубоко вздохнула и стиснула руки. Слава Богу, бледность ее уменьшилась, щеки порозовели.

— Миссис Бартлетт вела себя очень спокойно, — заговорила она. — Это и неудивительно, подумать ей было о чем. Я ведь слышала все эти разговоры, все хотели что-то от нее узнать. Еще сегодня утром она говорила мне, будто все случившееся в тот вторник кажется ей чем-то нереальным, но я не уверена, что она действительно думала так. И все-таки это я во всем виновата, чего уж там скрывать. Если бы мне не взбрело в голову съесть на ужин креветок, я сидела бы на своем месте, рядом с миссис Бартлетт, и ничего бы не случилось.

— Креветки? — Я изумленно заморгал, и миссис Химмел снисходительно усмехнулась. По-видимому, она уже полностью взяла себя в руки.

— Понимаю ваше удивление, но… Дело в том, что раньше после креветок мне всегда было плохо. Вот бы мне всегда помнить о своей беде, но эти выглядели так аппетитно, что я не могла не попробовать хоть немного. Потом я почти час не выходила из туалета, и миссис Бартлетт вполне могла прошмыгнуть в дверь палаты никем не замеченной. Конечно, она была одета — мистер Бартлетт доставил ей целый чемодан одежды.

Так, стало быть, Пол в состоянии описать, во что Джилли может быть одета.

— Не исключено, что Бренда Флак, наша сиделка, права и миссис Бартлетт собирается покончить с собой. Увы, это печальный результат моей небрежности.

— Да нет, быть того не может. — Я сжал кулаки. — Джилли не раз повторяла, что это просто несчастный случай, и у меня нет оснований ей не верить, А вот почему она, не сказав никому ни слова, ушла из больницы, это действительно вопрос, ответа на который я пока не знаю, хотя докопаюсь непременно. Вы мне лучше вот что скажите: не случилось ли в больнице в это ваше дежурство чего-нибудь необычного?

— Да нет, я ничего не припомню. Разве что один звонок — звонила та юная дама, что была тут вчера.

— Лора Скотт?

— Кажется, ее звали именно так. Она попросила к телефону вашу сестру, но на линии что-то случилось, и они так и не успели поговорить. Впрочем, после этого я не заметила в поведении миссис Бартлетт ничего необычного.

К трем утра мое расследование не продвинулось ни на шаг. Нам так и не удалось обнаружить хоть кого-нибудь, кто бы видел Джилли, когда она покидала больницу. Мэгги Шеффилд объявила ее в розыск. Поскольку мы даже не знали, уехала Джилли на машине или ушла пешком, нам не оставалось ничего другого, как только дать подробное описание внешности и всего, что могло быть на ней надето.

Я обратился в телефонную компанию и выяснил, что вечером Джилли кто-то звонил в палату из единственного автомата на Пятой авеню. Было это без двенадцати минут девять. Лора же звонила около восьми, но, как и говорила старшая сестра, разговор так и не состоялся.

Когда я снова вошел в палат, там сидел Пол, голова его была низко опущена.

— Кто-то звонил Джилли из автомата.

— Из того, что на Пятой авеню, напротив кондитерской? Впрочем, другого у нас и нет.

— Любому было нетрудно незаметно уйти с приема и позвонить. В том числе и тебе. Пол.

— Ты прав. — Он так и не поднял головы. — У Каттера своя версия — он уверяет, что Джилли до смерти хочется, чтобы люди поверили, будто она собиралась добровольно уйти из жизни и в любой момент готова повторить попытку. Ей, видите ли, нужно, чтобы мы жалели ее, чтобы мучались. А потом она объявится и вволю посмеется над нами. Между прочим, Катгер тоже был здесь и вместе со всеми участвовал в поисках.

— Ладно, уже поздно, нам надо хоть немного поспать. Мои мозги отказываются работать, да и все равно до утра нам здесь делать нечего. Поехали домой, Пол.

Перед визитом к Лоре Скотт мне необходимо было как минимум три часа сна.

На следующее утро, едва пробило семь, я уже въехал на стоянку перед домом, в котором жила Лора Скотт, и, выйдя из машины, огляделся. Все стоявшие вокруг коттеджи были построены не более трех-четырех лет назад и напоминали дома, типичные для сельской Франции: в каждом из них было по три квартиры, а обшивка их состояла из светло-серой древесины. Перед домами был разбит симпатичный парк с детскими площадками и прудом, в котором плавали дикие утки. Слева виднелись бассейн и небольшая площадка для гольфа. Я вспомнил, что Лора жаловалась на маленькую зарплату, однако было не похоже, чтобы здесь жили бедняки.

Когда, открыв дверь, Лора увидела меня, она удивленно заморгала:

— Что случилось. Мак?

— Вы вчера не навестили Джилли, хотя собирались сделать это?

Она молча покачала головой, и ее роскошные волосы волнами рассыпались по плечам. Хотя на Лоре были потертые джинсы, просторная безрукавка и кроссовки, она казалась чрезвычайно элегантной и женственной.

— Что же вы стоите, входите. Сейчас заварю кофе.

— Спасибо.

Последовав за хозяйкой, я оказался в одном из самых красивых домов, в которых мне только приходилось бывать. Пол и стены в небольшом холле были выложены плиткой мягких персиковых тонов, вместе составляющих изображение буколических сцен из жизни сельской Франции, красивая дубовая лестница вела наверх. Из холла мы прошли в гостиную восьмиугольной формы, которая казалась особенно большой благодаря искусно устроенным нишам и потаенным уголкам. По всему полу были раскиданы обернутые алым шелком подушки, объемистый диван поражал глаз ярким покрывалом. Повсюду вдоль стен красовались необычной формы лампы, фонарики, а также еще какие-то предметы совершенно непонятного мне назначения. В результате казалось, что в комнате не осталось ни единого свободного дюйма; однако это было не совсем так, потому что я еще не упомянул о множестве растений и цветов. На спинке одного из стульев восседала, внимательно разглядывая меня, какая-то птичка — скорее всего это был попугай откуда-то с южных островов. Заметив меня, он тут же принялся издавать довольно мелодичные звуки и чистить перышки.