Лик Победы - Вера Камша

– Да, ваше величество. – Голос Айри звучал бесцветно, словно она отвечала скучный урок. – Это очень красивый город.

– И очень большой, – вздохнула королева. – Надеюсь, тебе здесь не будет одиноко.

Эта мерзавка всегда говорит, как на похоронах, или нет? Только на похоронах еще и плачут, но плакать мы не станем, от плача краснеют глазки и распухает носик. Мы будем страдать молча.

– Ты играешь на арфе?

– Нет, – пробормотала Айрис, – меня учили только на лютне…

– Лютня, – Катарина еще раз вздохнула, – верный друг менестрелей. Лютня – это душа Талигой… душа Талига. Поющая, страдающая, любящая душа. Я так давно не слушала лютню…

Кто ж тебе мешает? Ты – королева, хочешь – слушай лютню, хочешь – гвардейский барабан, хочешь – гвардейские охи…

– Селина Арамона, – ее величество решили заняться второй фрейлиной, – подойди…

Селина сделала реверанс, королева улыбнулась. Нежно улыбнулась, но Луиза впервые в жизни пожалела, что дочь пошла в бабку Аглаю. Рядом с Айрис Окделл Катарина Ариго казалась хрупкой статуэткой, но не рядом с Селиной.

– Селина. – Правильно, здесь «дитя мое» не пройдет. – Мы надеемся на твою службу.

– Я счастлива, ваше величество. – Дурочка развесила уши. Ей бы к бабкиной внешности еще б и ее нюх!

– Мы верим тебе. И позволяем тебе носить наши цвета.

Еще бы! Красный делает старше любого, а голубоглазая блондинка в красном превращается из ангела в куртизанку.

– Ваше величество… – потупилась Селина.

Она еще и благодарна! Нет, это не Селина – дурочка, а она – дурища, раз не рассказала дочери о женских пакостях.

– Госпожа Арамона, вы ведь недавно потеряли супруга? – теперь глазки ее величества смотрели на нее. Неплохие глазки, ничего не скажешь, но бывают и лучше. И реснички подведены! Вестимо, не по воле Катарины Ариго, а по требованию этикета. Но под гайифской тушью они белесые! И брови тоже! Ну и что, что синеглазый герцог спит с Катариной Ариго?! От кровати до любви не ближе, чем от Арнольда Арамоны до Рокэ Алвы.

– Ваше величество, я все еще оплакиваю свою потерю.

Оплакивает? Свою молодость – возможно, но не Арнольда, хотя его участи никому не пожелаешь. Разве что такой вот медоточивой гадине.

– Да, я вижу, вы носите траур… В наше время слишком многие теряют близких. – Голосочек Катарины дрогнул. – Слишком… Но не все столь счастливы, что могут оплакать свою потерю.

– Создатель прочитает в наших сердцах.

Вот тебе! Мы тоже умеем лицемерить, ваше величество. И врать умеем, и Книгу Ожидания цитировать. Селина и Айрис – глупые мышки, но за ними приглядывает злющая кошка.

«Le Trois des Bâtons & Le Deux des Bâtons & Le Huite des Deniers»[24]

1

Кошмар повторился, неизбежный утренний кошмар с Герардом Арамоной. Марсель разлепил изрядно опухшие веки.

– Герард, что там?

– Утро, – бодро ответил подрастающий изверг, отдергивая портьеру и впуская в увешанную нахальными ундинами спальню еще более нахальный солнечный луч. – Монсеньор ждет. Мы едем в Байябьянку.

– Это еще что за тварь? – простонал Валме, совершенно не нуждаясь в ответе, но Герард жизнерадостно сообщил:

– Бухта. Чуть в стороне от Приморского тракта, два часа рысью. Принести вам шадди?

Оказывается, юный упырь способен на милосердие!

– Принеси, – Валме отбросил покрывало и проковылял к зеркалу. Так и есть, физиономия раздулась, бритвенным тазиком не покроешь. Надо меньше пить, особенно на ночь! Эх, ну почему он не кэналлиец, лакал бы, сколько влезет, и обходился без куаферов. Виконт со злостью дернул развившуюся прядь. Привести себя в порядок он все равно не успеет, и кому он нужен, этот порядок? Пауканам? Или еще какой-нибудь нечисти, которую раскопал Рокэ в бухте с жутким названием?

– Ваш шадди, – Герард радостно улыбался. Славный щенок, даже странно, что от такого поганого кобеля родилось что-то пристойное.

– Герард, а за какими кошками нам эта Бабья банка?

– Байябьянка, – поправил порученец. – Там корабли. Новые.

– Как – корабли? – не понял виконт. – Чьи? Откуда?

Час спустя Марсель злорадно хмыкнул: ошалевший Муцио Скварца налетел на Рокэ с теми же вопросами, да и другие приглашенные, дожидаясь ответа, разве что удила не грызли. Еще бы, корабли!

Для поездки маршал собрал внушительную компанию, судя по обветренным рожам, состоящую сплошь из моряков. Валме не узнал никого, кроме обоих Джильди и молодого Скварцы, не было даже неизбежного Варчезы.

Алва оглядел взгромоздившихся на лошадей мореходов.

– Откуда корабли? – в синих глазах плясали искры. – С верфей, разумеется. Спасибо мастеру Уголино! А в Байябьянке потому, что до «дельфинов» не дошло, что ее нужно блокировать.

– Байябьянку не блокируешь, – поправил Муцио, – но из нее и не выберешься. Мели.

– Для лошади мелко, – согласился герцог, – а кошка утонула. Как бы то ни было, нас ждет новенький флот! Только вы не пугайтесь и не судите опрометчиво.

Предупреждение не помогло. По крайней мере Валме при виде плоских чудищ без мачт и парусов обалдел. Творенья горбуна Уголино были меньше любой из виденных Марселем галер и сверху и с бортов закрыты чем-то вроде брони из выкрашенных в серое шкур, сквозь которые торчали остро заточенные колья. Причем грязные.

Спереди и сзади эти, с позволения сказать, корабли украшали тараны, поперек которых у самой воды приделали здоровенный брус с двумя дополнительными таранчиками по бокам. Разобрать, где у тварей – нос, а где – корма, виконт не мог. Талигоец затравленно оглянулся, надеясь понять хоть что-то по лицам моряков, но на обветренных физиономиях читались удивление, отвращение и злость.

– Разрубленный Змей, – выдохнул огромный капитан со шрамом через все лицо, – что это за твари?

– Разборные низкобортные галеры, – с гордостью объявил стоявший рядом с Вороном Уголино. – Мы построили их за месяц. За месяц, господа! Мы строим почти так же быстро, как вы тонете.

– Галеры?! – взревел кривоногий коротышка. – Галеры?! Где у этой галеры рожа, а где задница?! Где мачта, укуси меня зубан?! Это же ызарг какой-то!

– Ызарг, – мечтательно повторил Рокэ, – ызарг… Красивое имя! И какое подходящее… Мы затравим «дельфинов» «ызаргами».

– Четыре десятка ублюдков против десяти галеасов и семи десятков полноценных галер. – На красивом лице Муцио застыло страданье. – Монсеньор, это невозможно.

– Вот как? – темная бровь поднялась кверху. – Вы не верите в «ызаргов», адмирал?