Бродяга. Воскрешение - Заур Зугумов

Воспоминания мои были не из приятных, но приходилось спешить — времени оставалось совсем мало. Отдав дань уважения близким покойного и поблуждав еще некоторое время по Самарканду, я все же нашел тех, с кем когда-то шустрил по базарам древних городов этого удивительного края.

Мишаня Косолапый был одним из них. Он встретил меня с распростертыми объятиями, чисто по-жигански. Он сильно постарел за эти годы, но по-прежнему был бодр и полон оптимизма. А главное — остался все тем же Мишаней, которого я знал когда-то и с которым ходил не один десяток раз на делюгу, — надежным и преданным другом. Ему не пришлось долго объяснять, что к чему, он тут же понял суть дела.

Меньше двух суток оставалось на то, чтобы Косолапый со своей уже давно обновленной, но по-прежнему верной бригадой ширмачей нашел подходящего фраера, похожего на меня. Им предстояло выудить из его кармана ксиву.

Вторую часть плана уже целиком предстояло выполнить мне. Нужно достать деньги, которые обеспечили бы мне на некоторое время безбедное существование и относительную безопасность.

Я прекрасно понимал, что человеку, подобному мне, постоянно пребывать в бегах практически невозможно. Даже если не спалишься, нервы не выдержат. Так что, если я хотел обрести спокойствие на старости лет, приходилось изыскивать возможности для нашей реабилитации.

Уже глубокой ночью, вдоволь наговорившись обо всем понемножку с Мишаней и его корешами, я возвратился туда, где жили жена с дочерью. Джамиля ждала меня.

— Я не спрашиваю у тебя о наших отношениях, Заур, знаю, сейчас не до этого, меня лишь интересует, что ты собираешься делать и чем я смогу тебе помочь? — услышал я, когда устроился на постеленном на полу тюфяке.

У нас не было возможности поговорить в машине, хоть путь и был неблизок, поэтому сейчас я рассказал ей все, что задумал, и о том, какие шаги уже предпринял. Я не сомневался в том, что при любом раскладе в нашей жизни эта женщина всегда останется моим добрым другом.

— Ну что ж, раз ты так решил, тебе стоит взглянуть на некоторые фотографии, которые я приберегла именно для такого случая. — Сказав это, она достала семейный альбом и, аккуратно перелистывая его страницы, нашла то, что искала.

Четыре снимка, которые она протянула мне, оказались настоящим подарком судьбы.

На одной из фотографий на фоне старинного архитектурного ансамбля Самарканда Регистан была изображена моя младшая дочь на руках у одного из мусоров по имени Расим, который был командирован сюда вместе с несколькими работниками МВД Дагестана для того, чтобы выведать у моей жены сведения, которые бы помогли легавым обвинить меня в ряде убийств. На трех других — мусора в пьяном угаре развлекались с местными проститутками, которых им любезно предоставила моя жена.

Зная похотливость, коррумпированность и страсть к безнаказанным развлечениям большинства работников правоохранительных органов Дагестана, Джамиля разыграла этот спектакль и при этом попросила одного шустрого фотографа, чтобы он заснял весь этот бардак на пленку. Фотограф постарался на славу: легавые были как на блюде, оставалось только сунуть противень в печь.

Я сразу понял, что у меня в рукаве не один, а сразу четыре козырных туза. Такой фарт даже самому удачливому шулеру выпадает лишь раз в жизни, и не использовать его — непростительная глупость. Теперь я больше, чем когда-либо, был уверен в том, что задуманное мной выгорит, но для этого опять же требовались средства и надежная ксива.

Забрав фотографии и поблагодарив Джамилю, я в последний раз в жизни нежно прижал ее к себе и поцеловал. Этот поцелуй и спустя почти два десятка лет иногда жжет мне губы. Любовь есть любовь, она неблагодарна и жестока, она уходит так же, как пришла, — неизвестно почему. Это самое ценное из наших чувств, но не поддается ничьей воле.

Надо помнить, что успех в жизни зависит от двух ценных качеств, и только от них. Первое — нужно знать, куда обратиться за тем, что тебе необходимо, и второе — уметь добиться, чтобы это необходимое было сделано. На следующий день произошло несколько событий, которые в корне изменили мой первоначальный план, не затронув его сути.

В Самарканде умерла одна старушка — верная подруга старого Уркагана Хасана Каликаты. Он был Вором старой, нэпманской формации, поэтому и не имел жены, но эта женщина, как я слышал, значила для него еще больше. Она заслуживала достойных похорон и душевной скорби того, кого она любила всю жизнь и кому отдала свои лучшие годы.

И этот седой как лунь старик, прошедший на земле все муки ада, которые уготовил человек себе подобным, сделал все для того, чтобы как следует проводить ее в последний путь. По этому поводу он и прибыл из Ташкента вместе с друзьями, здесь на поминках мы и встретились вновь, спустя восемнадцать лет. Он узнал меня сразу, но поговорить нам удалось лишь спустя неделю, когда он уезжал назад в Ташкент. К этому времени с ксивой у меня уже все было в порядке.

Мне много раз приходилось сухариться, но иметь такую мудреную фамилию и быть в придачу узбеком выпало впервые. В течение нескольких дней, облазив весь Самарканд, ширмачи так и не смогли найти человека, внешне схожего со мной. Правда, несколько похожих фраеров им все же подвернулись за это время, но, вывернув у них все карманы, втыкалы не находили нужного. Так бы и продолжались поиски, если бы не помог случай. Как-то днем, переговорив о чем-то с Косолапым, я направлялся к выходу, где у него в общем дворе было несколько убогих комнатушек, как вдруг, выходя из ворот, чуть не столкнулся с незнакомым мне молодым человеком.

— Ассалому алейкум, Мухтор-ака, — приложив руку к груди, как и положено на Востоке, произнес он почтительно и смиренно.

— Ваалейкум ассалом, — машинально проговорил я в ответ не менее торжественно и с подобающим уважением, и мы тут же разошлись.

Я еще долго не мог скрыть улыбки, вспоминая серьезный вид этого малого, ведь окончание «ака» почти у всех народов Средней Азии означает «учитель». Вечером, когда я вновь пришел к Мишане, меня уже там с нетерпением ждали. Оказалось, что этот малый спутал меня с одним из своих односельчан. Двор, как я уже упомянул, был общим, парень жил здесь у кого-то и учился в каком-то вузе. Разминувшись со мной и войдя во двор, он подошел к крану, чтобы помыть ботинки: на улице была слякоть после недавнего проливного дождя. Возле крана он встретился с Косолапым.

— Дядя Миша, — спросил он у Косолапого, — а откуда вы знаете Мухтора-ака?

— Кого-кого? — переспросил Мишаня.

— Мухтора-ака, — ничего не подозревая, повторил парень.

— Какого еще Мухтора-ака, ты сбрендил, что ли?

— Того, с кем вы только что расстались, моего односельчанина. Я даже и не предполагал, что он бывает в Самарканде, да еще и вас знает, — с некоторой долей удивления и все с той же простоватой невозмутимостью продолжал студент.

Только теперь Косолапый понял, о ком идет речь, и сразу же сообразил, какую выгоду можно извлечь из этого сходства. Мишаня прекрасно понимал, что ксива похожего на меня фраера, которую безуспешно пытались выкрасть ширмачи, нужна была мне лишь для того, чтобы добраться до Первопрестольной, а там я бы ее выбросил, выправив себе настоящее «правило».